Жозефина провела рукой по лежащим в шкатулке драгоценностям. Виноградная лоза. Кажется, тот год, когда появилось у нее это колье, был неурожайным. А еще началась война с Наполеоном. Французы сразу же оказались в немилости, и Жозефине пришлось нелегко.
Изумрудный гребень – ящерица. Он ей очень идет и сделан так искусно, что глаз не оторвать! Жозефина вспомнила, как радовалась этому подарку и с каким удовольствием носила его первое время. А потом что-то случилось, что – она сама не поняла. Весь мир вдруг стал словно отравлен ядом, а она превратилась в сварливую старуху: все ей было не то и не так, все казалось дурным, настроение часто менялось и уже редко что приносило радость.
* * *
Тихомиров поддерживал хорошую форму и при этом любил вкусно поесть. И неважно, был ли то домашний обед из трех блюд, ужин в ресторане или же перекус на работе – по его мнению, все должно быть отличного качества и приносить удовольствие. Даже к заурядному бутерброду следователь предъявлял повышенные требования: хлеб непременно должен быть свежим, лучше, если из ржаной муки грубого помола и с изюмом, сыр – только твердый, сливочный. Илья Сергеевич не пренебрегал и маслом, отдавая предпочтение финскому; хорошо бы еще сверху положить хрустящий свежий огурчик и для аромата добавить немного укропа. Может быть, в этом и заключался секрет его стройности – не заталкивать в себя все подряд, а есть понемногу, смакуя каждый кусочек.
На сегодня у Тихомирова были припасены бутерброды: на тонкий хлебец намазан творожный сыр и сверху ломтик слабосоленой форели, на десерт – шоколадные конфеты с инжиром и грецким орехом. Илья Сергеевич включил чайник и стал колдовать с заваркой. Чай он пил только отменного качества, который покупал в специализированном магазине. Из всех чаев – с апельсином, мелиссой, кокосом, розой и прочих – «Медиум» был его любимым из-за тонкого цитрусового аромата и изысканного терпкого вкуса. Он ополоснул кипятком заварной глиняный чайник с японскими иероглифами, насыпал в него три с половиной ложки ароматного «Медиума», любовно накрыл чайник полосатым полотенцем – чтобы чай лучше заваривался.
В этот момент раздался бодрый стук в дверь. Визитер появился на пороге, опередив обычную в такой ситуации мысль следователя: «Кого там черт принес?» Это был явно плохой человек, так как хороший приходит, когда его хочешь видеть, и только плохой является, когда собираешься откусить бутерброд.
Тихомиров с досадой взглянул на накрытый полотенцем чайник, затем на часы – Морсин явился раньше назначенного времени, но ничего не поделаешь, придется его принять. То, что к делу Климушкиной подключился адвокат, следователь знал – Морсин уже к нему наведывался. Олег ему был неприятен уже хотя бы тем, что он променял службу в розыске на вольные адвокатские хлеба. Илья Сергеевич его понимал и ничуть не осуждал – рыба ищет, где глубже, но вот побороть свою неприязнь не мог. В то же время следователь отдавал должное Морсину и уважал его за принципиальность.
Улыбчивый, как чеширский кот, и скользкий, как уж, адвокат, словно доброму знакомому, протянул Тихомирову руку для рукопожатия и упал на стул напротив его стола. Как и ожидалось, Олег явился отнюдь не для того, чтобы посодействовать следствию. «Нарыл-таки изъян», – сделал вывод Илья Сергеевич по довольной физиономии адвоката, и не ошибся.
Морсин сжато и точно – ни одной лишней детали и при этом все предельно ясно, как это он умел, изложил суть дела, которая сводилась к следующему.
По данным Олега, к Дворянкину приходила коротко стриженная блондинка, с длинной челкой, в голубом платье, внешне похожая на Татьяну, но эта была совсем другая женщина. И что самое любопытное – ее видели около дома Дворянкина в «счастливый час» – шестого июля в районе около девяти вечера. Как Морсину удалось откопать свидетеля – непонятно.
– Ну и что? Отпечатки пальцев на ноже и на бокале принадлежат Климушкиной, Глазыркин ее опознал. Какие еще нужны доказательства? – возразил следователь.
– Смазанные отпечатки на ноже, смазанные! – заметил Олег.
– А показания Глазыркина?
– Глазыркин мог ошибиться.
– С чего бы вдруг?
– Утомился с дороги, перезанимался перед экзаменами, труп увидел и испугался – парень молодой, впечатлительный. Вы же понимаете, что, защищая интересы своей клиентки, я буду цепляться за каждую возможность развалить дело, – с прямотой бульдозера сказал адвокат.
– Не сомневаюсь. Но вы хоть сами верите в ее невиновность?
– Это моя прямая обязанность.
– Ну да. Верь сам, тогда поверят окружающие. Но против фактов не попрешь – они сильнее вашей веры, в коей я очень сомневаюсь, вместе со всеми вашими адвокатскими уловками. Все, чего вам удастся добиться, так это смягчения наказания.
– Это мы еще посмотрим.
– Да тут и смотреть нечего – все и так ясно как белый день.
– Ясно, ясно, – лукаво согласился с ним Морсин, улыбаясь чему-то тайному. Он встал во весь свой высокий рост, собираясь откланяться.
– А почему вы всегда улыбаетесь? – Илья Сергеевич задал давно волнующий его вопрос.
Олег оскалился еще шире, ничуть не стесняясь брекетов, и изрек:
– Улыбайтесь, людей это раздражает!
– Я бы сказал: улыбайтесь, люди любят идиотов, – высказал свою версию Тихомиров.
Морсин ничуть не обиделся на «идиота», он многозначительно хмыкнул и с неизменной жизнеутверждающей улыбочкой покинул кабинет.
Оставшись один, Илья Сергеевич снова включил чайник. Заварка перестояла, но все равно чай должен был получиться вкусным, хотя уже без той едва уловимой горчинки, которая бывает при четырехминутной выдержке. Он открыл замаскированный под шкафчик холодильник, достал из него бутерброды и лимон, вытащил из ящика конфеты, налил чай.
– Тьфу ты! Все настроение испортил! – скривился Илья Сергеевич. А ведь этот дело развалит.
* * *
– Вот что значит поехать в чужой город одному! Это ты виноват, что ребенок попал в эту скверную историю и теперь вместо того, чтобы спокойно готовиться к экзаменам, он вынужден ходить к следователю, – ворчала Нина Сергеевна на мужа.
– Парень уже большой, справится. Неприятно, конечно, что так получилось, но не смертельно.
Узнав, что Евгений попал в полицию, Глазыркины ближайшим поездом двинули в Питер. Прямо с вокзала они поехали в РУВД и не вышли оттуда, пока не получили разъяснений, где их сын и что с ним.
Сойдя с поезда во второй половине дня, изрядно поплутав по городу в поисках нужного адреса, супруги заявились к Роману Висельникову в его дом на Альпийской улице около полуночи. Он еще не спал, но уже готовился отойти ко сну. Мужчина окинул непонимающим взглядом стоящих на пороге гостей – немолодую чету с большой торбой. Возникла немая сцена.
– Здравствуйте, мы Нина и Александр из Великих Лук. Вас должны были предупредить.
Хозяин квартиры порылся на чердаке памяти и выудил оттуда мимолетный разговор двухнедельной давности, в котором его попросили приютить мальчика из Великих Лук. Просьба пришлась некстати, но то был случай, когда легче согласиться, нежели отбояриваться, все-таки просил не чужой человек, а дядя, которому он был многим обязан.
