– Кофе будешь? – предложила хозяйка.
– Нет. Если можно, водички, в горле пересохло, – Таня сказала и осеклась. Не нужно было просить воду, но слово не воробей – ей уже принесли воду в высоком стакане.
Когда женщина вышла, Таня вылила половину стакана в один из цветочных горшков, создав вид, будто немного отпила. Береженого бог бережет, решила она. Мало ли чего ей туда подмешали.
Села в кресло, прислушалась: из глубины квартиры доносится шуршание. Гадалка вернулась с кофейной чашкой в руках и поставила ее перед Таней.
– Это мне? – спросила она.
Женщина даже не кивнула – ответ подразумевался сам собой. «Спасибо, я не хочу», – собиралась сказать Таня, но вместо этого взяла в руки чашку и медленными глотками стала пить. Кофе был так себе – не сказать что совсем уж дрянной, но и не особо вкусный. «А если там снотворное?» – испуганно думала она, но сопротивляться сильному взгляду хозяйки не смогла.
– Ты в кольце, и оно будет сжиматься, пока не задушит тебя, – сказала та, разглядывая рисунок, оставленный на стенках чашки и на блюдце.
Таня с любопытством смотрела на кофейную гущу в виде кривобокой буквы «о». Она так писала в пять лет, когда осваивала письмо.
– Ты отдаешь энергию человеку, который тебя не ценит. Вычеркни его из жизни, иначе погибнешь сама. – Гадалка скользнула своим взглядом по бледному лицу Татьяны, на котором отпечатались страдания и бессонные ночи.
– Я знаю, но ничего не могу с собой сделать. Без него мне плохо, – дрогнувшим голосом призналась девушка. Не надо ничего говорить! – мысленно одернула себя Таня. Когда она сюда шла, решила как можно меньше давать о себе информации и на вопросы отвечать односложно, чтобы ясновидящая не составила прогноз из ее же слов.
– У тебя родовая карма. Кто-то из твоих предков тоже страдал от нелюбви, и это привело к трагедии. Чтобы покончить с ней, нужно избавиться от того, кто тебя мучит. Одним махом, раз и навсегда. Это трудно, но без этого ты не сможешь жить дальше, а будешь медленно чахнуть.
– Одним махом, – прошептала Таня, открывая глаза. Вокруг была все та же унылая казенная обстановка, такая же мрачная, как состояние ее души. Сейчас внутри нее пустота – гулкая и черная, как космос. Холодный, бесконечный космос. В ее душе и раньше не цвели орхидеи, но там хотя бы не ощущалось пустоты и жила надежда, потому что был жив он – ее странная, болезненная любовь. А теперь его нет, ни в ее душе, ни в живых. Дворянкин совсем ее измучил. Любовь к нему была наваждением, от которого не хватало сил излечиться. Это счастливый человек может выбросить из головы и из сердца ненужные ему связи, потому что у него есть другие, нужные. А у нее ничего, кроме этой несчастной любви, не было.
Как же она его любила! Любила и верила, что сильное чувство передается. В минуты отчаяния сама себя убеждала в том, что он ее тоже любит, но по-своему, так, как умеет, – без цветов и признаний, горячих поцелуев и восхищенных взглядов, а спокойно и безмолвно. Таня убеждала себя так мастерски, что в итоге поверила в собственные фантазии. Она мечтала добавить к этому спокойствию хоть капельку страсти, тогда она была бы счастлива. Иногда Таня представляла себе, как Роман дарит ей цветы и подарки, красиво ухаживает, как это обычно бывает, когда мужчина безумно влюблен. Таня верила, что все впереди, капля за каплей камень точит, и ее упорство и настойчивость растопят его сердце. Но она не хотела думать, что если в сердце любви нет, то, как ни старайся, после таяния сковавших его ледяных оков любовь в нем подснежником не расцветет.
* * *
Если женщина меняет прическу – это верный признак того, что ее что-то не устраивает в собственной жизни, а если при этом она еще и красит волосы в другой цвет, то определенно она стремится к глобальным переменам.
Лена Куропаткина сидела в парикмахерском кресле и смотрела в зеркало, как мастер с ножницами в руках колдует над ее головой. Она решила с сегодняшнего дня перевернуть страницу своей жизни, а точнее, вырвать лист с уместившейся на нем их с Романом историей любви.
– Роман с Романом закончен, – твердила Лена сама себе. – Прощай, дружочек, и иди к черту!
– Что? – не поняла парикмахер.
– Челку к черту! – скомандовала Лена. – Состригите мне эту копну, чтобы в глаза не лезла.
– Тогда получится совсем коротко.
– И пусть!
Лена хотела поскорее расстаться с обликом Тайны, стать какой угодной – пусть стриженной под мальчика, с эпатажным ежиком на голове, только бы перестать быть похожей на нее. Хватит подражательства! Пора стать самой собой. Пусть она такой никому не нравится – ни Дворянкину, ни Закатову, зато больше не нужно будет играть надуманную роль хорошей девочки, угождать, носить платья в стиле сороковых годов и дурацкую челку на пол-лица, лезть из кожи вон, чтобы прийтись по душе.
– Цвет какой? – раскрыла парикмахер перед Леной палитру.
– Вот этот! – немного поколебавшись, выбрала она морковно-рыжий, совершенно не похожий на ее родной темно-каштановый.
– Я бы вам порекомендовала на тон темнее, он ближе к натуральному.
– Хорошо, пусть вот этот, но только на один тон, – согласилась она. Лена уже представила себя в новом образе: озорная рыжая бестия в дерзких кожаных брюках и в облегающем топе. Ей уже не терпелось накупить обновок, и она прикидывала, куда за ними отправится.
Это я?! – замер в ее глазах немой вопрос, когда Лена увидела себя с новой прической. Красный ежик смотрелся дерзко и одновременно выглядел с претензией на элегантность, напоминая стиль «француженка».
После салона красоты Лена обежала магазины и стала обладательницей нового гардероба. Она вертелась у зеркала и очень себе нравилась: в лимонном лаконичном платье с вызывающим разрезом, в синем комбинезоне, в фиолетовой тунике, и особенно – в вожделенных кожаных брюках.
На следующий день пилоты, заходя в бюро аэронавигационной информации за своими портфелями, останавливались в дверях и замирали от удивления – такой дежурную БАИ они увидеть никак не ожидали.
– Добрый день, – говорили они, придя в себя. – Вам очень идет.
– Добрый, – улыбалась Лена, любуясь эффектом.
И только один Закатов ничего не сказал про ее новый имидж. Он тоже удивился – Лена заметила его расширившиеся глаза, но быстро справился с эмоциями; молча взял портфель, расписался в журнале и скрылся за дверью.
Вот выдержка, ничем его не проймешь, зло подумала Лена, но реакция Закатова ее уже не особо волновала – вырывая лист, исписанный романом с Дворянкиным, она захватила и страничку страданий по Юрию.
Весь день Лена пребывала в солнечном, как ее новый цвет волос, настроении, она смеялась с начальницей – старшим оператором, ходила пританцовывая, ловя на себе заинтересованные мужские взгляды. Один из них был особенно пристальным. Серый, как асфальт, внимательный и холодный. Лена его заметила недалеко от дома, когда возвращалась с работы, и ей сразу захотелось ускорить шаг. Смотревший на нее человек обладал неприметной, абсолютно невыразительной внешностью, которая не то чтобы быстро забывалась – она не запоминалась вовсе. Девушка подумала, что этот человек наблюдает за ней давно – где-то она уже видела эти ледяные глаза. От этой мысли ей сделалось жутко. Обернувшись около парадной, она никого не обнаружила. Показалось, облегченно вздохнула Лена, поднимаясь на свой второй этаж. Она по привычке заглянула в почтовый ящик и тем самым обеспечила себе бессонную ночь. В ящике лежала повестка к следователю.
