– Граф Алексей лучше, – капризно сказала красавица. – Он меня любит, а у великого князя, говорят, любовниц полно. Я не желаю быть одной из многих.
– Твой граф такой же ловелас, как и великий князь. Все они ловеласы.
– Ничего ты не понимаешь! – вспыхнули щечки Мари. – Граф меня по-настоящему любит – я вижу это по его глазам. Когда он на меня смотрит, они становятся теплыми, как солнце. Если бы ты знала, как сладки его поцелуи и нежны объятия! И я его люблю, как не любила никого никогда. А в глазах Константина лишь сладострастие.
– Но он богат и именит! Это же великий князь, наследник престола! – с жаром произнесла тетушка. Она никак не могла понять глупого упрямства Мари. Ах, если бы ей оказала внимание столь высокопоставленная особа, она бы своего шанса не упустила.
– Да что богатство и знатность?! К чему они, если нет любви? Когда глаза пусты, а в сердце лед, разве может служить богатство утешением. Вон сколько у меня драгоценных камней и золота: колье, серьги, браслеты… Их подарил мне муж, да только радости от них никакой.
– Что ты говоришь, глупышка? Радости никакой. Ты же вышла за месье Араужо не из-за его красивых глаз.
– Вышла. Потому как не смела ослушаться отца. И мне было все равно, за кого идти, – тогда я еще не знала любви. А Алексей, он явил для меня это чудо – любовь. Я еще никогда, никогда не была так счастлива. Я считаю минуты, когда мы увидимся с ним вновь. Между нашими свиданиями время словно останавливается, а когда остаемся наедине, оно летит как стриж. Вот и сейчас в груди моей пожар, я не могу дождаться встречи. Ты передашь записку графу?
Джоана, вздохнув, согласно кивнула.
– С огнем играешь, – сказала она. – Я недавно видела сон. Будто ты садишься в черную карету, и она уносит тебя, а потом падает в пропасть.
– Полно, тетушка! Что ты такое говоришь?! Мы не в Крыму. Откуда в Петербурге пропасть?
– Пропасть – к стыду и погибели. Я точно знаю. И сон вещий – в ночь на пятницу приснился, – упрямо повторяла Джоана. – Однажды месье Араужо узнает, что ты не к баронессе Моренгейм ездишь, а на тайные свидания.
– Вдова – моя подруга, и она меня не выдаст, и ты, я надеюсь, тоже, – самоуверенно сказала Мари. Она начеркала записку и сбрызнула ее духами. – На вот, только передай немедленно.
Петербург полнится сплетнями; они кочуют по салонам и будуарам, бродят по его проспектам, ими пропитан воздух в парках, где прогуливаются великосветские дамы в сопровождении своих благородных кавалеров. Без сплетен высший свет не может, без них скучно, ими обмениваются, смакуя каждую деталь. Если старый Араужо пребывал в счастливой уверенности, что его жена, уезжая к баронессе Моренгейм, проводит время за чтением романов и беседами с подругой, то великий князь Константин оказался более осведомленным.
Узнав о вероломном поступке строптивой дамы сердца, он пришел в ярость. Красавица оказалась не столько недоступной, сколько разборчивой. Она посмела предпочесть другого, а он, сын Павла I, не привыкший получать отказ, остался не у дел. Возмущенная душа цесаревича требовала мести, в его серо-голубых глазах играли огоньки гнева, а в гневе он был страшен. Если его разозлить, из добродушного и приветливого Константин Павлович превращался в жестокого самодура, чья рука карала всех без разбору, стоило только под нее попасть в неподходящий момент.
С отвергнувшей его женщиной наследник престола решил обойтись весьма изощренно.
Вместе со своим флигель-адъютантом генерал-лейтенантом Бауром они разработали хитроумный план.
Тут пригодились знания стратегии, которые Константин получил, осваивая военное дело. Перво-наперво заговорщики провели тщательную разведку и вербовку агентов, в результате чего они установили, как и куда мадам Араужо уходит на встречи с любовником. Кто ее продал, Мари так и не узнала: возможно, эта была Джоана, а может, и баронесса Моренгейм или же кто-то из ее приближенных.
Однажды ранней весной, когда солнце еще не грело и на улицах толстым слоем лежал снег, камердинер генерал-лейтенанта Баура, наряженный точно так же, как одевался человек любовника госпожи Араужо, нанял того самого извозчика, ту же карету и тех же лошадей, что регулярно приезжали за ней на Невский к дому баронессы, куда пришла Мари, чтобы оттуда упорхнуть на свидание с графом. Увидев знакомый экипаж, мадам Араужо поспешила на улицу. Легкий морозец обжигал ее щеки, глаза сияли, голова кружилась от предвкушения приятной встречи. Весна, хоть еще и холодная, гуляла в ее жилах, потворствуя любви. Камердинер передал подделанную записку, и, трепещущая в ожидании любовных ласк, мадам Араужо села в карету. Скоро Мари заметила, что карета едет вовсе не туда, куда ее возили прежде. Она пыталась приказать кучеру остановиться, но тот только погонял лошадей. Вскоре они оказались перед Мраморным дворцом – резиденцией великого князя. Придворные лакеи извлекли драгоценную добычу из экипажа и на руках внесли извивающуюся женщину в комнаты генерала Баура. Здесь, у камина, сидел великий князь Константин, он был пьян, возбужден и нетерпелив.
Как солдат, дорвавшийся до разграбления взятого города, он грубо овладел Мари. Сорвал с нее платье, но насладиться близостью не смог. Лишившаяся чувств женщина нисколько его не возбуждала. Он мечтал о пылких объятиях красавицы, ее поцелуях, сияющих глазах, а не о безвольном куске мяса.
Пребывая в ярости, великий князь покинул комнату и жестом указал адъютантам, что они могут делать с Мари все, что захотят.
Адъютанты с воодушевлением принялись за дело. Женщина, как приз, переходила из рук в руки. К адъютантам подключились охранявшие дворец гвардейцы. Женщина давно лежала без сознания, и насильники опомнились только тогда, когда увидели, что она едва дышит. Кое-как ее привели в чувство, одели, внесли в карету и отвезли к баронессе Моренгейм. На другой день несчастная скончалась.
Слухи о преступлении, в котором был замешан цесаревич, поползли по столице. Многие отказывались верить в возможность подобного дикого происшествия, но скорые и тайные похороны госпожи Араужо подлили масла в огонь. Об инциденте и неблаговидной роли в этой истории его младшего брата чрезвычайно осторожно доложили императору Александру I. Император был возмущен и обескуражен. Требовалось принять срочные меры и наказать виновных. Но огласка скандала неизбежно влекла серьезные политические последствия, ведь в то время Константин являлся прямым наследником престола, и обвинения его в смертоубийстве могли нарушить династическую стабильность в государстве.
Слухи о происшедшем дошли даже до Англии. Русский посол граф Воронцов писал из Лондона своему брату: «Императору следует наблюдать за своим семейством, потому что если он не удалит всех негодяев, которые окружают цесаревича, то в государстве будут две партии: одна из людей хороших, а другая из людей безнравственных, а так как эти последние, по обыкновению, будут более деятельны, то они ниспровергнут и государя, и государство».
Сколь ни любил Александр I младшего брата, но был вынужден назначить строжайшее следствие. Замешанных в деле немедленно посадили в крепость, а великий князь Константин оказался под домашним арестом.
