Панфилов не стал рассказывать о сегодняшнем инциденте с Грецким. Это его личное дело, ни к чему впутывать в него посторонних.
– Еще этот, сын Максютова, – немного подумав, сказал начальник райотдела. – Он тоже может быть замешан. И отца мог убить, и мачеху молодую. Из-за наследства...
– И с ним работают. И с сестрой покойного, – сказал Панфилов.
– С сестрой? С Нонной?
– А ты ее знаешь? – внимательно глядя на Сагальцева, спросил Марк Илларионович.
– Знаю. И видел, и Алла рассказывала... Эх, Алла, Алла. Не самых честных правил была, но все равно жаль... Может, выпьем за упокой души?
– Пивом не поминают, – качнул головой Костромской.
– Водки нет. Но есть ром, ямайский. Считай, одно и то же...
Ром понравился всем. После первой поминальной стопки была парилка, бассейн. Затем снова возлияния на крепком сороковом градусе. Ром, бильярд, разговоры... Время летело незаметно. А ночью, по темноте, прогремел вдруг взрыв.
Как будто граната разорвалась неподалеку от бани. Хлопковый грохот, звон стекол.
– Ничего себе! – растерянно пробормотал Перелесов.
Панфилов ничего не сказал. Поправив на себе простыню, бегом выскочил из бани. Сагальцев последовал за ним.
На улице было относительно спокойно. Только слышно было, как заливаются лаем встревоженные собаки. А в нескольких метрах от бани, в эпицентре взрыва, дымилась и тлела трава. Стойкий запах тротила. Левшин и Захарский, уже с оружием, окружили Панфилова, смотрят, озираются по сторонам.
– На гранату похоже, – сказал Сагальцев.
– Если точней, то на «РГД-5». Противопехотная, наступательная...
– Чего гадать? Оперативно-следственную бригаду вызывай! – потребовал начальник райотдела. Но, немного подумав, изменил решение. – Или нет, лучше телефон принеси...
Он сам позвонил в РОВД, потребовал группу и эксперта-взрывника в придачу.
Панфилова меньше всего волновало, что именно взорвалось у него во дворе. Куда больше он хотел знать, кто именно злодействовал.
Взрывное устройство сработало метрах в десяти от забора Грецких. Если это была граната, то ее могли швырнуть из окна их дома, расстояние до которого составляло не больше пятнадцати метров.
Еще гранату могли швырнуть из-за забора, отделявшего территорию его дома от дорожки, тянувшейся вдоль поселка по берегу озера. Но Панфилов думал сейчас только об Антоне Грецком. Похоже, мужик окончательно слетел с катушек.
Панфилов быстро оделся и направился к дому Грецких. Он не церемонился, перемахнул прямо через забор. Этим допустил большую ошибку: не принял в расчет собаку, которую хозяева соседнего дома спустили на ночь с цепи. Мощный испанский мастиф стремительно приближался к нему. Не было предупреждающего лая, только решительное угрожающее рычание.
Пес приблизился к Панфилову на расстояние последнего прыжка, оттолкнулся от земли, взмыл вверх. И в это время раздался выстрел. Захарский не подвел, успел выстрелить вовремя и предельно точно.
На переправе трупы не считают. Не обращая внимания на убитую собаку, Панфилов взбежал на крыльцо. Хотел стучать в дверь, но она открылась сама. На пороге появилась встревоженная Настя. Халат поверх ночной рубашки, растрепанные волосы.
– Что здесь происходит? Кто стрелял?
– Спроси лучше, кто гранату бросил... Муж твой где?
– Спит.
– Стрельба, взрывы, а он спит?
– Проснулся уже...
– Сейчас посмотрим!
С Антоном он встретился на втором этаже. Тот выходил из комнаты, которая окнами как раз выходила на дом Панфилова. Из нее-то и можно было метнуть гранату.
Насколько знал Марк Илларионович, это был рабочий кабинет хозяина дома, но никак не спальня. И то, что у Грецкого был заспанный вид, не могло сбить его с толку.
Панфилов схватил его за грудки, сильно тряхнул.
– Ну и зачем ты это сделал?
– Что сделал? – непонимающе смотрел на него Антон.
– Гранату зачем во двор ко мне бросил?
– Гранату?!. Какую гранату?
– А ты ничего не слышал?
– Да, взорвалось что-то. Но я думал, что это гром...
– Гром от взрыва отличить не можешь?
– Так я спал... А стрелял кто?
– Ты мне ваньку здесь не валяй! Гранату из твоего окна бросили!
Панфилов силой втащил его в комнату, показал на подозрительное, с его точки зрения, окно.
Шторы аккуратно задвинуты, само окно закрыто. Но глупо было надеяться, что окно будет распахнуто настежь, а предохранительная чека лежать на подоконнике.
– Кольцо от гранаты где?
– Какое кольцо? Что ты несешь?
Грецкий смотрел на него широко выпученными от страха глазами. Кажется, он уже понимал, что произошло. Но, похоже, никак не мог соотнести себя с чрезвычайным происшествием.
Панфилов осмотрел комнату. Диван разобран, смятое белье, одна подушка.
Немного подумав, Марк Илларионович сунул руку в карман его халата. Но предохранительной чеки там не нашел. Кроме оберток от шоколадных конфет, там ничего не было. Сладкоежка чертов...
– Я спрашиваю, куда ты колечко дел?
– Какое колечко?
– Обручальное колечко. Которое с тюрьмой тебя обручит... Ты гранату мне во двор бросил. Все успокоиться не можешь, да?
– Не было у меня гранаты. И быть не могло! Сам ее бросил! Чтобы на меня свалить! – разошелся Грецкий.
– Не кидал я гранату. Свидетели у меня есть. Много свидетелей. А у тебя свидетелей нет...
– Есть свидетели, – сказала стоявшая в дверях Настя. – Я с ним была, когда граната взорвалась...
– Ты спала, когда это случилось, – недовольно глянул на нее Панфилов.
– Спала. С ним и спала...
– Разве здесь ваша спальня?
– Нет, но в нашей спальне комары...
– Умней ничего придумать не могла? Пошли!
Настя позволила увлечь себя в собственную спальню. Кровать широкая. Постель разобрана, но подушка в единственном числе.
– И здесь одна подушка, и там. А говоришь, вместе спали.
– Я здесь легла, а потом к нему перешла, – пряча глаза, сказала Настя. – Нам и одной подушки хватило...
– Тогда почему здесь сразу не легли?
– Поссорились... Потом помирились...
– Поссорились... Врешь ты все. Этого выгораживаешь...
– Он не этот, он мой муж...
– Извини, но на этот раз я вряд ли чем-то смогу ему помочь. И тебе тоже.
