Она официально строго свела брови к переносице, но было видно, что это показное. Она больше радовалась, чем сердилась.
– Как вы догадались?
– А разве я не говорил тебе, что умею читать мысли?
– И что я сейчас о вас думаю?
– То, что я поступил плохо. Для своей ноги.
– Вы поступили не плохо, вы поступили очень плохо. И я должна осмотреть вашу ногу…
Она пальцем провела по своей, весьма внушительных размеров сумке – будто собиралась нарисовать на ней красный медицинский крест. Возможно, там бинты, антисептик.
– Но тогда тебе придется пройти ко мне домой.
– А вы что, не пустите меня?
– Пущу, но с условием. Обращайся ко мне на «ты».
– Ну, я не знаю… – замялась она.
– Это должно создать иллюзию интимной обстановки.
– А вот этого не надо! – протестующе махнула она рукой.
– Что не надо, иллюзии или обстановки?..
– Вы меня смущаете.
– Сейчас повторишь… – сказал я, доставая из кармана ключи.
Открыл дверь, взял Лидочку за руку, провел ее в прихожую, помог снять плащ.
– А теперь повтори, давай: «Ты меня смущаешь»… Не «вы», а «ты»… Или я тебя уже не смущаю?
Она задорно улыбнулась, не размыкая губ, и кивком показала, чтобы я следовал в комнату. Признаться, я и сам только о том и мечтал, чтобы поскорей рухнуть в свое любимое и единственное в доме кресло.
Лидочка села передо мной на корточки, попыталась закатать штанину, но что-то у нее не заладилось. Тогда она велела мне вообще снять джинсы. И смотрела она при этом на меня так, что я сразу же проникся ответственностью момента, даже зубоскалить не стал по этому поводу.
Пока я разоблачался, она вымыла в ванной руки, вытерев их, увы, далеко не самым чистым полотенцем. Вернулась ко мне, снова склонилась над моей раненой ногой, осуждающе покачала головой, глядя на пропитавшую повязку кровь, сняла бинты.
– Убить вас мало!
– Кого «вас»? Я был один.
– Тебя убить!
– Уже лучше…
– Хорошо, хоть швы не разошлись.
На ее сумочке не было красного креста, но перевязочный материал действительно имелся. Она обработала рану, сменила повязку. И еще достала шприц, вскрыла ампулу.
– Скажи, я умру быстро или в муках? – спросил я, наблюдая за ее священнодействием.
– Типун тебе на язык!
– Типун на язык и яд в ягодицу, – с наигранной обреченностью проговорил я.
– У тебя все дома? – возмутилась она.
– В том то и дело, что дома никого нет. И никто не узнает, что это ты делала отравленный укол!
– Я не пойму, ты шутишь или нет? – напряженно посмотрела на меня Лидочка.
– Шучу. А на душе кошки скребут… Тут одному в реанимации на днях укол сделали. Не знаю, что там ему ввели, но из наркоза он не вышел…
– Кому одному?
– Да охотнику одному, который мне ногу прострелил…
– А-а!.. Так бы и сказал, а то тянешь кота за хвост!
– Кошку… Кошки на душе скребут, а не коты…
– А что, есть разница?
– Да нет, все равно, кто укол сделал, кошка или кот… э-э, женщина или мужчина, главное – результат. Весьма печальный результат. Оборвалась ниточка. Как мне теперь узнать, кто друга моего убил?
– Не знаю… – задумалась девушка. – Не знаю, кто укол сделал…
– А что, все-таки могли сделать?
– Могли?! – встрепенулась она. – Э-э, может, и могли… Я слышала про эту историю. У меня подружка в этой реанимации работает… Я с ней сегодня виделась. Она такая расстроенная была. Я спросила, что стряслось, а она мне и сказала, что преступник у них один лежал, а ночью умер. Она как раз дежурила в это время…
– Ее что, в чем-то обвиняют?
– Да нет. Но ее врач сказал, что пациент не должен был умереть… Может, и правда ему что-то вкололи. Ну, Галка так думает. Но я точно знаю, что она здесь ни при чем!
– А кто при чем?
– Ну, не знаю…
– А кто еще с твоей Галкой дежурил?
– Ну, врач был…
– Он мог укол сделать?
– В принципе, мог…
– А шишки на Галку валит?
– Да нет, вроде бы не валит, просто говорит… А может, и валит. Она в подробности не вдавалась. Спешила очень. Ее такой мужчинка ждал! – Лидочка восхищенно закатила глазки.
– Какой – такой?
– Ну, я бы не сказала, что красавчик… В меру упитанный… Или даже толстый… Но дело не в том.
– А в чем?
Перед глазами вдруг всплыл образ толстяка, с которым у меня вышел конфликт из-за его джипа во дворе дома на Белинского. Видно, слишком уж врезался мне в память и сам инцидент, и его главный виновник.
– Машина у него крутая… – Лидочка на мгновение задумалась. – Джип!
– Какой? Случайно не «БМВ»?
– Ну да, «БМВ».
– «Икс-пятый».
– Если честно, я не разбираюсь. Но большой…
– Значит, «икс-пятый», – решил я. – Случайно не серебристого цвета?
– Ну да, серебристого, – покопавшись в памяти, кивнула девушка. И мечтательно добавила: – Он ей дверцу открыл, руку подал, в машину помог сесть… Повезло Галке. А чем она лучше меня?
Вопрос остался без ответа. Во-первых, риторический, а во-вторых, я был не в том настроении, чтобы искать на него ответ.
– А лицо у него не такое вытянутое? Нос на свиной пятак не похож? – осененный догадкой, допытывался я.
– Ну, что-то вроде того, – не очень уверенно сказала Лидочка.
Но я уже чуял запах добычи, готов был вгрызаться в нее зубами, грызть на части.
Только что меня терзала боль в ноге, но сейчас я готов был уже сорваться с места, чтобы немедленно ехать к некой Галке, чтобы подробно расспросить ее о человеке, с которым она уехала.
Толстяк, с которым я сцепился на улице Белинского, больше был похож на придурковатого жлоба, чем на матерого уголовника. Но в тот момент, когда Берестова выбрасывали из окна, он находился возле его дома. Спрашивается, что он там делал, если у него не было ключей от входных дверей? А как испугало его мое служебное удостоверение!.. Но даже на фоне этих странностей я бы не смог предположить, что он был третьим звеном в цепи, которая задушила Таню Зуйко и выбросила из окна Колю Берестова.
Но Лидочка открыла мне глаза.
Если свинорылый жлоб действительно знался со Шрамом, ему жизненно необходимо было избавиться от него. Чтобы его имя не попало затем в протокол допроса. Он смог извернуться ужом, выйти на Галку, которая и помогла ему избавиться от подельника…
