– А я тебя знаю, – широко улыбнулся он. – Ты Юра, а фамилия твоя Медник.
Валентин тоже мог позволить себе чуточку снисходительности. В конце концов, он уже не новичок, а во-вторых, сегодня он одержал, может, и не самую убедительную, но все же победу над сильным противником.
– Откуда знаешь? – напрягся парень.
Он сидел на табурете, как монументальное изваяние; тело будто застывшее. Но лицо живое, и взгляд быстрый.
– По телевизору тебя видел. Ты у нас личность известная.
– Да я бы не сказал, – покачал головой парень. – Ты первый, кто меня здесь узнал… По телевизору, говоришь, видел. – Голос у него мягкий, шелестящий, не сказать, что громкий, но какой-то объемный. Говорил он тихо, но не нужно было напрягать слух, чтобы его слышать. – Там меня одного показывали или со всеми?
– Со всеми, – кивнул Валентин.
– А почему я – Юра? Может, я – Леша?
– Нет, Леша – это Теплов. Прапорщик Теплов… Да ты не напрягайся, я вместе с Лешей в одной камере сидел, в Лефортове.
– В Лефортове?! С Лешей?! Точно не врешь? – пристально, будто вкручивая взгляд, посмотрел на него парень.
– А ты сомневаешься? Леша бы сразу определил, правду я говорю или нет. Он человека насквозь видит…
– Это верно, – расслабился Медник. – У Теплова не взгляд, а рентген… Значит, в Лефортове с ним сидел? Москвич?
– Москвич.
– А в Лефортово как попал?
– Козел один оружием торговал, а я его слил. Чеченцам гранатометы продавал…
Валентин помнил, как воспринял это объяснение Теплов. Спокойно воспринял, почти без интереса, даже с юморком. А Юра вдруг возмутился, глаза налились кровью.
– Это не козел! – гневно мотнул он головой. – Это черт с рогами и на козлиных копытах! Таких не сливать, таких на месте расстреливать надо!..
Спохватившись, он взял себя в руки, усилием воли подавил эмоции.
– Ты извини, это больная мозоль… Да, кстати, меня правда Юра зовут.
– Валентин… Старший лейтенант.
– Ты – старший лейтенант? – настороженно повел бровью Медник.
– Нет, ты… Мы с Лешей про вас говорили, я спросил, кто у вас такой рыжий, он сказал, что это старший лейтенант Медник.
– Я не рыжий! – отрезал Юра. – Я – медный, понял!
– Э-э, понял…
– То-то, – успокоился он.
– Нервный ты какой-то.
– Еще скажи, что контуженый.
– А что, было?
– Ты меня не заводи, не надо.
Валентин понял, что разговор не состоялся. Юра был резким, импульсивным, принимающим все близко к сердцу. Может, и вправду контуженый…
Полунин взял тетрадку, ручку, направился в комнату отдыха, где можно было и письмо маме написать, и телевизор посмотреть.
Людей в помещении было не густо, Валентин легко нашел свободное место за столом, но только он раскрыл тетрадку, как появился Миша. Мокрые волосы дыбом, лицо красное, как у рака, роба распахнута настежь, майки под ней нет – грудные мышцы угрожающе бугрятся, перекатываются.
– Завтра я тебя урою, чувак! – надвигаясь на него, зашипел он. – Завтра на ринге, понял?
– Ну, понял, – растерянно кивнул Валентин.
Он поднялся со своего места, чтобы, если Миша ударит с ноги, блокировать его выпад. Если получится.
– Что, страшно?
– В ШИЗО неохота.
– Слюнтяй!
– Может, завтра поговорим?
– Я тебя порву, дятел!
– Тогда уж лучше грелкой меня назови, а себя Тузиком.
– Ты мне еще поговори!
Миша отчаянно замахал руками, желая сказать что-то обидное, но, видно, гора в голове не родила даже мышь, которая могла хотя бы пикнуть на Валентина. Так ничего больше и не сказав, он пулей вылетел из комнаты. Но тут же его место занял Медник.
– Чего он от тебя хочет? – внешне спокойно спросил он.
– Реванш ему нужен. Я его сегодня на ринге уложил, – похвастал Валентин.
– А чего такой бледный?
– Кто, он?
– Да нет, ты.
– Я не бледный, просто загара нет, – сострил Валентин, вспомнив недавнюю отповедь Медника. – Зима, холода, весна только начинается…
– А что, летом здесь есть где загорать?
Юра подал знак, что хочет присесть рядом с Валентином, и он покорно перекочевал с одного стула на другой, освободив ему место. Может, он и нервный, но с ним интересно.
– Не знаю, не пробовал. Я всего два месяца здесь.
– А сколько осталось? – устало сложив руки на столе, спросил Юра.
– Тринадцать с копейками.
– Лет?
– Ну не суток же.
– Круто. А мне одиннадцать лет вкатали.
– За убийство мирных жителей?
– Шутишь?
– Ну да. Теплов говорил, что никакие они не мирные.
– Что он еще говорил?
– Много чего, да все не по теме. Про убитых чеченцев ничего не говорил. Сказал только, что никакие они не мирные.
– Это его стиль. Он умеет говорить много, а сказать мало… Ему самому девять лет впаяли.
– Да? Я не в курсе… Я в Лефортове пять месяцев провел, а Теплова от нас через два месяца забрали.
– Знаю, там постоянно тасуют с места на место, – кивнул Медник. – Я сам в Лефортове был. Про Теплова ничего не слышал, ни про Илью, ни про остальных. Как будто на разных планетах были…
Валентин кивнул, соглашаясь. Условия в Лефортове более-менее приличные, но режим лютый. Никакой возможности связаться с подельником, который мог находиться в соседней камере. Даже унитазы там были с секретом. Утечка воды через них – пожалуйста, а утечка информации – извините, подвиньтесь.
– Только в суде и встречались… Ничего, мы еще позагораем, – мечтательно усмехнулся Юра.
– Где?
– В Караганде.
– Там холодно.
– Нет, жарко. Как в тропиках… Караганда – это такой тропический остров.
– Не слышал о таком.
– Зато сейчас услышал. Я тебе даже больше скажу, ты первый про этот остров услышал. Ну, вместе со мной… Будет остров, и мы его Карагандой назовем…
– Кто это мы?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Мне бы быстрей состариться, чтобы поскорей выйти отсюда.
– Через тринадцать лет?
– Через вечность.
– Я к этому времени в гамаке между пальмами качаться буду.
– Ты сегодня на пальме поселился.
