– Я понятия не имею, откуда взялся этот нож, – дрожащим от волнения голосом сказала девушка.
– Да вы не волнуйтесь. – Богдан взял пустой стакан, налил из чайника воды, подал ей. – Может, это вовсе не тот нож, которым убили Костылина.
– Нет, конечно! – как за спасительную соломинку, ухватилась за предположение милиционера девушка. – Егор не мог убить Костылина!
– Скажите, Елена, у вас на балконе, на полу, голая плитка или, может, что-то постелено?
– Ковровая дорожка там постелена… А что?
– Да пока ничего…
Возможно, ему всего лишь показалось, что снег приподнялся вслед за движением ножа. Но если так было, значит, острие лезвия врезалось в настил на полу. А врезаться оно могло, если упало с высоты… Нож мог выпасть из руки Егора Хромцова. А мог залететь на балкон с улицы. Во втором случае лезвие ножа могло разбить напольную плитку или оставить глубокий скол. А еще нож мог сначала удариться о стену или подоконник, а уже потом упасть на пол…
Богдан снова отправился на балкон. Надо будет обследовать место падения ножа.
Глава 5
Когда плохой сон принимает очертания реальности, нужно всего лишь ущипнуть себя. Где-то Егор слышал такое, а сейчас он испытывал эту истину на себе. Только пока никакого результата. В первый раз он ущипнул себя, когда его в наручниках бросили в зарешеченный отсек милицейской машины. И ничего. Потом его закрыли в какой-то камере с решетчатыми стенами. Он снова ущипнул себя за щеку, но не проснулся. Где-то через час два милиционера отвели его в подвал, закрыли в каком-то мрачном помещении с бурыми пятнами на стенах. Егор сел на железный, вмурованный в пол табурет и укусил себя за губу. Но и это не сработало.
А потом появился милицейский офицер в новенькой наглаженной форме с капитанскими погонами. Жесткие курчавые, коротко постриженные волосы, рыхлое лицо, глазницы крупные, но сами глаза маленькие, мутные, недобрые. Он сел за рабочий стол, положил перед собой кожаную папку и пристально посмотрел на Егора.
– Капитан Гущин, оперуполномоченный уголовного розыска, – сухо представился он. И с кривой усмешкой спросил: – Ну что, будем признаваться, Егор Александрович?
Егор уже понял, что это не сон, а жестокая реальность:
– В чем?
– Надеюсь, вы знаете, кто такой гражданин Костылин?
Увы, но Егор знал эту сволочь. И милиции уже известно, как он его наказал. И уж лучше признаться сразу:
– Он сам во всем виноват!
– В чем?
– Он знает, в чем…
– И я знаю. Позавчера, двадцать восьмого февраля, вы вернулись домой и обнаружили свою жену в объятиях Костылина.
– Не было ничего такого! – покраснел Егор. – Верней, он только собирался… Лена его выгоняла, а он не хотел уходить… А я его выгнал!
– А когда он уехал, вы решили его наказать?
– Да, решил… Что мне теперь будет?
– А как вы сами думаете?
– Я всего лишь стекло разбил. Сколько это стоит?
– Какое стекло?
– Как какое? Я бутылку в его машину бросил…
Егор подкараулил Костылина вчера вечером, когда тот выезжал на своей машине с территории офиса. Темно было, и место он выбрал безлюдное. Когда «Мерседес» проезжал мимо, он швырнул в него бутылку из-под шампанского. Жаль, не было зажигательной смеси, чтобы заправить ею этот метательный снаряд. Но ничего, разбитое стекло тоже неприятность. Хоть какая-то месть. Только как милиция об этом узнала? Ведь не было же свидетелей. И никто его не догонял…
– Бросили в машину бутылку. Понятно… И вы готовы признать это официально?
– Да…
– Хорошо.
Гущин заполнил шапку протокола, и Егор под запись рассказал, как было дело. А потом подписался под своими показаниями.
– И что мне теперь за это будет? – спросил он, когда протокол допроса лег в папку.
– За стекло? За стекло – ничего. Заявления нет, разбитое стекло заменили оргстеклом, так что все в порядке. Плохо только то, что вы на этом не остановились. И сегодня убили Костылина, так?
– Кто убил Костылина? Я?! – протянул шокированный Егор.
– А разве нет? – пристально и с безжалостной насмешкой посмотрел на Хромцова капитан.
– Не убивал я Костылина!
– Он шел трахать твою жену, Хромцов.
– Что?! – вскипел Егор.
И сама новость его взорвала, и то, как ее преподнесли.
– То, что слышал, рогатый! – презрительно скривился Гущин. – И сядь, а то я сейчас рога тебе обломаю.
– Да как вы смеете!..
– Смею! – Капитан с такой силой ударил по столу ладонью, что Егор испуганно вздрогнул. А если он его самого ударит? Кулаком. В лицо…
– Ты человека убил, Хромцов! – заорал Гущин. – Ты отца у сына забрал! Мужа у жены! Ты убийца! Как я еще могу с тобой разговаривать?
– Но я никого не убивал, – вжав голову в плечи, жалко пробормотал Егор.
– А это что такое? – Капитан достал из папки протокол допроса и взмахнул им, как дирижер палочкой. – Ты сам признался, что у тебя был конфликт с Костылиным. Это раз. Костылин шел к твоей жене. Это два. Его убили по дороге к ней. Это три. И главное, на балконе твоей квартиры был обнаружен нож с пятнами крови на нем… Ты меня слышишь, Хромцов? У тебя дома обнаружили орудие убийства!
– Но я не убивал!
– Где ты находился с двенадцати до часу дня?
– На работе… У нас обед с двенадцати часов… Я в кабинете у себя был… Чай с печеньем…
– Кто это может подтвердить?
– Да кто угодно!
– А конкретно?
– Дима Деткин… Правда, он на обед уехал… Он домой всегда ездит, там рядом… И Соболева тоже не было…
А Юра Соболев у кассирши был. У них производственный роман с интимными отношениями. Запрутся на обед в кассе – и…
– Но я точно в кабинете все это время был!.. Мария Васильевна заглядывала… – лихорадочно вспоминал Егор.
– Когда?
– Диму спрашивала. Только она ушла, и он появился… Примерно без пяти час это было…
– А Костылина предположительно убили в половине первого. Вот видишь, ты на обед печенье ешь, а он чужих жен в это время трахает…
– Что вы такое говорите! – возмутился Егор.
– Ах да, извини, парень, сегодня ты печенье не жрал. Сегодня ты на обед Костылина сожрал… Зарезал его и с балкона спрыгнул.
– С балкона?!
– Только придуряться не надо! Я тебя насквозь вижу! С балкона сиганул и нож при этом выронил… Конкретно ты попал, парень! Лет на пятнадцать как минимум. Но еще не поздно исправить положение. Верней, смягчить свою вину. Экспертиза еще не установила, чья кровь на ноже. А пока результата нет, обвинение мы тебе предъявлять не будем. Вот когда предъявим, тогда уже поздно будет признаваться. Тогда уже никакого снисхождения не получишь и сядешь на все пятнадцать лет. А может, и вышку дадут. Расстреляют тебя, а твою жену будет трахать какой-нибудь Вася Пупкин…
