Опомнившись и подумав, что сказала что-то лишнее и вряд ли
приличное для уважающей себя вдовы, тетя Каля потупилась и закончила:
— Спрашивайте, Кузьма Остапович, все, что для вас
только может быть интересно!
Собственные слова снова показались ей двусмысленными, и тетя
Каля еще больше зарделась.
Подполковник еще раз прокашлялся и, вместо того что его
действительно интересовало, спросил:
— Я, конечно, извиняюсь, но как же это вышло, Калерия
Ивановна, что вы вошли в кабинет нотариуса Штокенвассера через дверь, а вышли
оттуда непонятным науке способом?
Кузьма Остапович остался очень доволен своим вопросом — тем,
как ловко и умело он его сформулировал, как прилично ввернул науку, и особенно
тем, как безошибочно ему удалось выговорить трудную фамилию покойного
нотариуса. Даже ехидный Ананасов, кажется, посмотрел на своего начальника с
большим уважением.
— Да как же вы могли подумать, Кузьма Остапович, —
вскричала Калерия Ивановна, — что я могла что-то сделать тому нотариусу?
Да разве ж у меня сил хватит?
Капитан Ананасов был непоколебимо уверен, что эта тетка
могла голыми руками расшвырять взвод омоновцев, если бы возникла у нее такая
надобность, но его начальник так не считал. Он благосклонно глядел на
свидетельницу и ждал ответа на свой вопрос.
Калерия Ивановна несколько пригорюнилась, вспомнив тот
ужасный день, и начала:
— Такое дело, Кузьма Остапович, что была я замужем три
раза…
Подполковник очень заинтересовался направлением, которое
приняла их беседа, и слушал свидетельницу с чрезвычайным вниманием.
— И все мои мужья были люди основательные и достойные…
— Чего вы вполне заслуживаете! — не удержался от
реплики подполковник.
Тетя Каля польщенно опустила взгляд и продолжила:
— А на данный момент я женщина свободная и
самостоятельная, а проще говоря — вдова…
Подполковник явно обрадовался и продолжал слушать с
удвоенным вниманием.
— И приходит мне вдруг приглашение посетить этого
самого нотариуса.., ну, который теперь покойник. Я недолго думая собралась,
пока синенькие не поспели, и отправилась…
Мудрая тетя Каля не стала упоминать свою петербургскую
племянницу, и не стала также заострять внимание на истории с льготным
железнодорожным билетом, из-за которого погибла несчастная Захаровна. Хохленко,
который про эту историю, естественно, помнил, в данный момент больше
интересовался смертью нотариуса, которая произошла на вверенной ему территории,
и не стал сбивать свидетельницу лишними вопросами.
— Ждала я, ждала, пока подойдет моя очередь, очень даже
от этого утомилась. Мне как-то легче, если я при деле — огород, там, прополоть,
или, допустим, прибраться, — при этом тетя Каля окинула взглядом
преобразившийся кабинет, — тогда как-то время незаметно пролетает, а когда
так просто сидишь, так оно тянется, тянется — просто сил нет!
Подполковник кивнул с большим сочувствием, и Калерия
Ивановна продолжила:
— В общем, девушка эта, нотариуса секретарша, сказала
мне, что можно заходить. Ну я и зашла…
Тетя Каля горестно замолчала, снова вспомнив все, что ей
пришлось пережить в тот ужасный день. Хохленко немного подождал и наконец
весьма деликатно покашлял, чтобы дать понять свидетельнице, что их разговор
вовсе еще не закончен.
Калерия Ивановна подняла на него затуманенный грустью взгляд
и доверительно проговорила:
— Я, Кузьма Остапович, не из трусливых.
Подполковник нисколько в этом не сомневался и даже не нашел
нужным об этом говорить.
— Но вот покойников, извиняюсь, очень не уважаю, —
продолжила тетя Каля и заметно передернулась, — такое уж у меня к ним
отношение. Кто пауков не любит, кто мышей — а я, извиняюсь, покойников.
Хохленко кивнул, ожидая продолжения.
— А тут вхожу я в кабинет, а он лежит.., этот…
Штукен.., ну, в общем, вы понимаете. И как-то мне стало,
извиняюсь, очень нехорошо…
— И как же вы, Калерия Ивановна, покинули
кабинет? — спросил подполковник, когда пауза излишне затянулась.
— Сама даже не понимаю, — смущенно потупилась тетя
Каля, — как увидела этого покойника, так меня будто что подхватило, и я —
фр-р — и на улице!
— Но через дверь ведь вы не проходили?
— Не проходила, — честно призналась тетя Каля.
— Значит, получается, что через окно?
— Да я ж прямо не знаю.., то ж ведь неприлично… — тетя
Каля окончательно смутилась, — как же ж.., приличная женщина — и через
окно.., нет, такого уж никак не может быть!
— Но ведь не через дверь же? — Хохленке вел допрос
с непривычным для него терпением. Ежели бы через дверь, так вас бы секретарша
непременно заметила, и посетители остальные…
— Не через дверь… — согласилась тетя Каля.
— Выходит, все-таки через окно!
— Выходит, так… — Калерия Ивановна вынуждена была
согласиться скорее с убежденным тоном милиционера, чем с его аргументами.
Подполковник представил, как его новая знакомая с ее убедительными
габаритами вылезала через окно из кабинета нотариуса, и эта картина невольно
показалась ему невероятной. Но он тут же вспомнил, как ловко она только что
взбиралась на стол, чтобы протереть видавшую виды люстру, и подумал, что эта
женщина способна еще и не на такие подвиги.
Он посмотрел на нее со все возрастающим восхищением и
проговорил, ни к кому в особенности не обращаясь:
— Нет, но какая женщина!
После этого он только по-отечески пожурил Калерию Ивановну
за то, что та не сообщила ничего в правоохранительные органы, которые
безуспешно разыскивали ее все это время как ценнейшего свидетеля по делу об
убийстве злосчастного нотариуса Штокенвассера.
Тетя Каля очень засмущалась и смогла сказать в свое
оправдание только то, что была сильно напугана и не решилась появиться, но если
бы она могла знать, какой удивительный мужчина встретит ее здесь, она
непременно устремилась бы в милицию прямо из окна нотариальной конторы…
Подполковник, со своей стороны, с трудом мог поверить, что
такая женщина действительно могла быть чем-то или кем-то сильно напугана, но не
хотел обидеть ее своим недоверием и посчитал, что свидетельница дала ему
совершенно исчерпывающие и вполне искренние показания.
— Подпиши Калерии Ивановне пропуск. Ананасов! —
распорядился подполковник и напоследок попросил Калерию Ивановну сообщить ему,
если она вдруг захочет куда-то уехать.
Тетя Каля пообещала ему, что непременно сообщит, хотя ей эта
просьба показалась абсолютно личной и не имеющей никакого отношения к интересам
следствия.
