— Кто? — удивленно переспросил Ананасов и снова
схватился за мучительно ноющую голову.
— Хруст, очень крупный бизнесмен.., он заранее
договорился с Михаилом Рудольфовичем…
Произнеся имя своего покойного шефа, свидетельница вспомнила
о понесенной утрате, всхлипнула и уткнулась в кружевной платочек.
Ананасов тяжело вздохнул, сжал ладонями виски и с видимым
усилием проговорил:
— И не ревите! Дома будете реветь, а здесь вы должны
давать показания!
Девица еще раз испуганно всхлипнула, высморкалась и
продолжила:
— Пришел господин Хруст, и я сообщила об этом Михаилу
Рудольфовичу.., дело в том, что господин Хруст очень не любит ждать, тем более,
что он заранее договорился…
— Ясно, — проговорил Ананасов, при этом он
опрометчиво кивнул, отчего его несчастная голова едва не отвалилась.
— Так вот, Михаил Рудольфович ничего не ответил, и это
мне показалось подозрительным…
— Еще бы! — на этот раз капитан воздержался от
неосторожных движений. — А что же вы к нему сразу в кабинет не вошли?
— Дело в том, — девица слегка оживилась, —
что Михаил Рудольфович очень не любит.., то есть не любил, когда его
прерывают.., когда к нему входят без разрешения. Но и господин Хруст начал
нервничать.., поэтому я еще немножко подождала и все-таки вошла в кабинет.., а
там.., а тут… — девица не выдержала и наконец со вкусом зарыдала.
— Не ревите, я сказал! — прикрикнул на нее
Ананасов и снова схватился за голову. — Вот, блин, свидетельница попалась!
Да что же вы так убиваетесь? Он вам что — родственник или, может быть,
любовник?
— Да вы что? — возмутилась секретарша сквозь
слезы. — Как вы могли так подумать? Ему ведь было очень много лет!
— Разные старички бывают, — капитан пожал плечами
и, заглянув в свои записи, добавил:
— Да и не так уж много — всего-то пятьдесят пять…
С точки зрения свидетельницы что пятьдесят пять, что
девяносто пять — одинаково глубокая старость, но спорить с суровым милицейским
капитаном она не стала.
— Итак, — с омерзением глядя на нее, продолжил
Ананасов, — что вы увидели, войдя в кабинет потерпевшего?
— В чей кабинет? — испуганно переспросила девица,
перестав рыдать.
— Потерпевшего, нотариуса Штакен… Штокенвассера! —
с трудом выговорил измученный похмельем капитан.
— Я увидела его.., потерпевшего.., на этом самом месте…
— А куда же делась эта.., как ее… Свиристенко?
— Свириденко, Калерия Ивановна Свириденко, поправила
девица, — ее здесь не было.
— А окно было открыто? — уточнил капитан.
— Открыто, — кивнула свидетельница.
— Ну, значит, упорхнула эта Свириденко через окно… —
тоскливо констатировал Ананасов.
— Не может быть! — девица замотала головой, так
что у несчастного милиционера зарябило в глазах.
— Почему это не может? — Ананасов поморщился и
опустил веки. — Этаж первый, окно открыто…
— Вы ее не видели! — воскликнула секретарша. Она
старая и очень толстая! Она через окно не смогла бы!
— В состоянии аффекта люди способны на многое, —
философски проговорил капитан, — на такое, что даже и не подумаешь.., а
насчет возраста у нас с вами разные понятия…
Он на секунду задумался и вдруг удивленно спросил:
— Как, вы сказали, ее звали, эту Свиристенко?
— Свириденко, — снова поправила его
секретарша, — Калерия Ивановна Свириденко.
— Вот черт! — вскрикнул Ананасов и потянулся к
телефону, бормоча себе под нос:
— Ну, Свириденок-то пруд пруди, а вот Калерия имя
редкое…
Дозвонившись до родного отдела, капитан торопливо
проговорил:
— Гудронов, ну-ка глянь, как фамилия вчерашнего трупа?
— Которого? — с видимой неохотой отозвался Сеня
Гудронов, которому тоже было чрезвычайно плохо после вчерашних дурацких
экспериментов в духе Джеймса Бонда.
— Ну, с Московского вокзала.., тетка, которую в поезде
зарезали, Черноморск — Питер?
— Сейчас, — Гудронов зашелестел бумагами, — а
что это ты, Питиримыч, так завелся?
— Ищи, Гудронов! рявкнул капитан, неожиданно
разозлившись. Дело в том, что он очень не любил свое церковно-славянское
отчество. Все его сослуживцы хорошо это знали и старались попусту не раздражать
капитана, Гудронов же допустил досадную промашку исключительно с похмелья.
— Вот, — проговорил наконец Сеня, — нашел.
Свириденко фамилия того трупа.
— Свириденко, а дальше?
— Свириденко Кавалерия.., то есть, блин, Калерия
Ивановна, — зачитал Гудронов.
— Та-ак! — проговорил Ананасов голосом, каким
Отелло интересовался состоянием своего гардероба. — Ты, Гудронов, ничего
не путаешь?
— Интересно! — обиделся Сеня. — Я тебе
официальный документ зачитываю, а ты сомневаешься!
В чем дело-то?
— Ты, Сеня, не обижайся, — на этот раз Ананасов
понизил голос, — только этот вчерашний трупешник сегодня, судя по всему,
сам человека замочил.
— Чего? — недоверчиво переспросил Гудронов.
— Сказал бы я тебе, чего, да тут девушка рядом! капитан
недовольно покосился на свидетельницу. Еще раз повторяю, для особо одаренных.
Тут я на убийство приехал, нотариуса пришили, этого.., как, блин, его… Штукен…
Штокенвассера, так вот последним, кто к нему в кабинет вошел, была Калерия
Ивановна Свириденко.
— Ох, ни фига себе! — воскликнул Гудронов. Это что
же получается — возвращение живых трупов?
— Это получается, Сеня, — с грустью проговорил
Ананасов, — что не видать нам с тобой премии, как своих ушей!
— Ну ты подожди, подожди в панику-то впадать! —
перебил капитана Гудронов. — Может, она правда не померла.., так, может, в
бессознательном состоянии находилась, а потом очухалась?
— Ага, не померла! — передразнил друга
капитан. — Васильич же смерть констатировал! Ее же прямо с вокзала в морг
отвезли!
— Ну и что? — не сдавался Гудронов. —
Васильич — тоже человек, тоже может раз в жизни ошибиться! А что в морг отвезли
— может, она там на холодке-то и пришла в себя…
— И прямиком отправилась нотариуса мочить? недоверчиво
отозвался Ананасов.
— А что? Может, у нее с ним счеты какие-то были…
— Ну, не знаю, какие там у них счеты, а только ты,
Сеня, позвони на всякий случай в морг да аккуратненько уточни — на месте ли эта
вчерашняя…
Кавалерия Ивановна.
— Меня же там за психа примут!
