Лена появилась минут через десять. В руках поднос, на нем два длинных тонких бокала, бутылочка дагестанского коньяку и тонко нарезанный лимон на блюдечке… Она возилась с этим слишком долго. Но на ней уже не было брюк и маечки. Она успела переодеться, набросила поверх тела короткий шелковый халатик.
Она была чертовски соблазнительна. Никите казалось, что от внутреннего напряжения кровь в нем достигнет температуры кипения…
Лена поставила поднос на стол. То ли нарочно она наклонилась слишком низко, то ли так вышло, но Никита увидел в вырезе халатика ее голую налитую грудь. Маленький аккуратный сосок… Он проглотил стон души.
— За встречу! — она села на подлокотник кресла и подала ему бокал.
Они чокнулись. Выпили. Но Никита ничего не почувствовал. Он был пьян и без того.
— Может, что-нибудь посущественней? — спросила она и показала на поднос. — Может, ты голоден?..
— Я?.. Вообще-то, я голодный…
— Тогда я сейчас…
Она встала. Собралась отправиться на кухню. Но Никита жадно ухватил ее за руку. Притянул к себе. Но на колени посадить не решался.
— Не надо… Не уходи…
— Почему? Ты же хотел есть?.. — Она и не пыталась вырваться. Мало того, сама села ему на колени.
Никита едва не задохнулся от чувств, рвавшихся наружу.
— Кто сказал тебе, что я хочу есть? — удивленно повел он бровью.
— Но ты же сказал…
— Я сказал, что я голодный… Я хочу съесть тебя…
— Приятного аппетита! — осветилась она похотливой улыбкой.
Она привстала и положила ладонь на самое жаркое место на его теле. Никита чуть не разрядился в штаны.
— Да, похоже, ты голоден очень-очень. — Ее взгляд застлала пелена жаркого желания. — Хорошо, что мы сразу это заметили.
— Да, да, тянуть с этим нельзя… — Никите казалось, что он улетает куда-то далеко-далеко.
— Ты не бандит, — прошептала она ему на ухо. — Ты половой гангстер…
Ни о каком Кеше Никита сейчас и думать не мог. А если бы и думал, то уже был не в силах что-то изменить…
Он жадно впился в ее губы. Ее горячий язык коснулся его неба, обласкал, довел планку желания до критической черты. А потом Лена куда-то исчезла. Но через несколько мгновений объявилась снова. Она была совершенно голая. Никогда Никита не видел такого чудного тела… Он как дикий зверь набросился на нее, повалил ее на мягкий персидский ковер, растоптал… Лена была в восторге…
Никита опомнился не скоро. После нескольких безумных часов безумной любви. От Лены просто невозможно было оторваться…
В постели она вела себя достаточно раскованно. Только, чувствовалось, в этом деле ей не хватает опыта. Но она старалась…
— А где Кеша? — спросил Никита, когда у него уже просто не было сил продолжать начатое.
— Ты бы еще утром о нем вспомнил, — засмеялась Лена.
— Ну а все-таки?..
— Кеша в больнице.
— Бандитская пуля?..
— Если бы… — Лена говорила о своем муже с заметным пренебрежением. — Аппендицит.
— Аппендикс — это такой червеобразный отросток слепой кишки, — выдал Никита.
— Точно, отросток… Маленький такой отросток… У него все маленькое. И аппендикс. И кое-что другое…
— А кое-что другое — это что? — подзадорил ее Никита.
— Это то, чем у тебя я очень довольна, — улыбнулась она.
И коснулась языком его груди.
— Я очень этим довольна…
Она опускалась все ниже и ниже… Продолжить разговор Никита смог не скоро.
— А вообще, секс — для меня не самое главное, — сказала она где-то через час.
В это трудно было поверить. Но ее серьезный взгляд подтверждал эти слова.
— А что для тебя главное?
Лена ответила не сразу. Она думала, думала… И только потом сказала. Но, похоже, не совсем то, о чем она так долго думала.
— А главное для меня — это прокатиться на твоей машине!
И шаловливо так улыбнулась.
— Ты знаешь, а ведь это идея! — вскочил с постели Никита.
Он совсем не прочь был бы погонять с Леной по ночной Москве. Но не ради этого он поднялся. Просто она напомнила ему о машине. О красавице «Тойоте», не важно, что с правым рулем. А он оставил ее во дворе. А вдруг?.. Но машина была на месте. Никто не тронул ее…
Ночное путешествие закончилось в ночном ресторане в Черняеве. Естественно, ресторан этот находился под «крышей» черняевской братвы. Именно сюда они с Виталом и Вованом пожаловали в первую очередь, когда начали сбор денег для выплаты долга. Директор-распорядитель до сих пор светил подбитым глазом.
Официанты узнали Никиту, засуетились. Приняли его, как короля. Чуть ли не в шеренгу выстроились перед его столиком. А потом появился директор-распорядитель, поспешил выразить ему свое почтение.
Никите было как-то все равно. А вот Лена аж млела от такого приема. И вела она себя, как королева. Холодно-красивая, недоступная, в строгом вечернем платье. Никак не скажешь, что совсем недавно она вытворяла такое… Она свысока посматривала на всех. И только Никите дарила теплые признательные взгляды…
Теперь у него было все. Признание, квартира, деньги, иномарка. И, конечно же, Лена. Лучшей любовницы нельзя было и желать…
Глава пятая
Машина правосудия сломалась, заглохла. Не смогла она переварить крупную птицу, не смогла. Сначала на свободу вышли все братки из команды Кэпа и Горбыля. И последними из следственного изолятора вышли они сами.
Встречали их с помпой. Витал не поленился заказать по этому случаю пару роскошных шестидверных лимузинов. За ними тянулась целая вереница джипов «Чероки», новеньких «Мерседесов», «БМВ». Он рисковал нарваться на крупные неприятности. В любую минуту музыку мог испортить отряд ОМОНа или СОБРа. Но игра стоила свеч, говорил он. Пусть знают менты, что они бессильны перед черняевскими братками.
— С возвращением, брат! — горячо приветствовал он Кэпа.
Тот растянул рот в резиновой улыбке. Глаза его остались холодными. И троекратный поцелуй, которым он обменялся с Виталом, был примерно той же температуры. Вовану и Никите он просто подал руку.
Зато Горбыль расцеловался со всеми. Он был искренне рад встрече. И не скрывал этого.
— Ну все, сваливаем! — Он первым залез в лимузин. И потянул за собой Кэпа.
Тот понимал, что нельзя так долго и нагло маячить перед следственным изолятором. Но все же отбросил от себя руку Горбыля. И медленно, гордо и с достоинством загрузился в «Линкольн». И пригласил последовать за ним Витала, Вована и Никиту. Этим он выделил их из общей толпы. Впрочем, иначе он поступить не мог… Или мог, но вопреки здравому смыслу.
