Сергей посмотрел ей прямо в глаза. Она не отвела их, не смутилась, не растерялась. Просто его взгляд наткнулся как будто на стекло аквариума, за которым темная вода.
– Как вас зовут?
– Сандра.
– А по паспорту?
– Фатима.
– Фатима Рустамова. Вы сказали дежурному, что у вас нет паспорта. Где он?
– Он у хозяйки.
– Где именно?
– Был в бюро у окна в кабинете.
– Как давно вы работаете горничной у Сидоровой?
– Восемь месяцев.
– У вас были деловые или дружеские отношения?
– Я служанка.
– Так. Сидорова вам нравилась как человек?
– Я не знаю.
– Ну, все-таки. Она была доброй женщиной или злой, грубой? Она тактично себя вела по отношению к прислуге или нет? Какое-то мнение у вас должно быть.
– Хозяйка была отвратительной, грязной женщиной.
– О как! Вы аргументируете свои слова?
– Вы сами знаете, как она зарабатывала свои деньги.
– Прошу прощения, вы ей не завидовали случайно?
– Ей любая женщина позавидовала бы, но не каждая бы так смогла.
– Как «так»?
– По-скотски.
– Понятно. Вы с кем-то дружите в доме?
– Нет.
– А вне дома?
– Тоже нет.
– В котором часу вы уходите вечером с работы?
– В девять.
– Где живете?
– Снимаю квартиру в соседнем поселке.
– Когда вы уходили в тот вечер, ничего необычного не заметили?
– Нет, все было как всегда. Сначала приехала хозяйка, потом ее друг – Геннадий. Я встретилась с ним в холле.
– Он вам нравится?
– Он… обычный человек.
– Знаете, мне просто любопытно. Вы очень интересная девушка. Кто, например, вам может показаться необычным человеком? Ну, есть такие?
– Вы все равно узнаете… Мне нравится Рим. Мы встречаемся.
* * *
Ирма посмотрела на свое отражение в зеркале, на слезу, заблестевшую под правым глазом, порывисто вернулась к компьютеру и села дописывать свой пост.
«Они заплатят своей грязной кровью за те горькие минуты, которые переживаем мы, оставшись без светлой подруги, за слезы сирот, которым Наташа больше не подарит своей любви, за муки беззащитных стариков и животных. Мы помним о тебе, моя девочка, и потому не забудем о твоих убийцах. О наших убийцах. Светлая тебе память».
Ирма рыдала уже в голос, вытирала слезы тыльной стороной ладони и сморкалась в большой клетчатый платок. Она отправила сообщение, обновила страницу и стала ждать реакции.
Пошли ответы. «Ирма, лучше не скажешь. Пусть земля ей будет пухом». «Ирма, я плачу». «И я». Ирма прижала платок к глазам. Когда она их открыла, ей стало дурно. Это просто невозможно. Что написал этот придурок! «Я уже два дня читаю о том, что вы плачете. Но неужели нельзя написать нормально: за что ее грохнули и кто?»
– Нет, ты представляешь, – Ирма вскочила и обратилась к отдыхающему от самого себя коту. – Что в голове у этого мерзавца, Гомера. Какая наглость – Гомером он себя назвал, сволочь тупая.
Ирма бросилась к телефону.
– Стелла, ты читала, что в теме Наташи написал Гомер?
– Ой, ты что, я никогда его не читаю. Это же такой п…бол.
– Да, точное определение. Но ты представляешь, по такому поводу, в такой теме!.. Это значит, у него нет ничего святого.
– Ирмуль, не будь ребенком. Ну, что святое ты пришла искать на наш форум? Мы там просто срач разводим, потом его сами разгребаем и во время этого действа друг друга имеем.
– Это как? Я пытаюсь себе представить то, что ты сказала.
– Не парься. Отвлекись. Я через пару часов, наверное, буду мимо тебя проезжать. Загляну, ты не против?
– Спрашиваешь?
* * *
Валя Сидорова горячими сухими глазами смотрела прямо перед собой в голую стену. Наташку убили. День и ночь в ее тяжелой, больной голове бьются эти слова. Вот была два дня назад Наташка, родная сестра, здоровая, сильная, наглая. И вдруг – ее нет. Просто нет. Кричи, пиши, звони. Все последние годы Валя только и делала, что кричала, писала, звонила. В ней все запеклось от обиды, несправедливости. Она не ждала уже, что Наташка приедет, как приезжают все сестры. Она тупо требовала от нее денег на мать. Иногда Наташка присылала. Чаще раздражалась, хамила, просто издевалась. Она никогда не была понятным, простым, хорошим человеком. Какая-то дурная смесь определяла ее чувства и поступки. Смесь… Чистая мамина кровь и кровь того типа, который, к счастью, не захотел стать отчимом Валентины. Наташку он любил. Приезжал к ней. Вот его приезды, наверное, и сломали детские мозги. Он обращался с Наткой так, что было понятно: мать и Валю он просто за людей не считает. Наташка решила, что родилась королевой. Подстилкой дорогой она, оказывается, родилась, а не королевой. Валя сейчас сознательно будила в себе гнев, обиду, чтобы не разнылось сердце от потери. Ей раскисать нельзя.
– Валя, дочка, – позвала мать из соседней комнаты.
– Чего тебе, мама?
– Иди сюда. Достань мне альбом.
Валя молча вошла, взяла с полки старый, дешевый альбом с фотографиями, молча положила матери на кровать. Молча вышла из комнаты. Нет, она в этом участвовать не будет. Она не станет вспоминать розовую пухлую девочку с широко расставленными круглыми глазами. С коротким носом в веснушках, светлой челкой…
– Валя, Валя, иди же ко мне, я не могу!
Это был не крик, а хриплый вопль. Валя влетела в комнату, руки трясутся, сердце вон… Мать, скрутившись в комок, дрожала и хватала губами воздух. В руке сжимала выцветший снимок. Девочка с широко расставленными глазами, коротким носом в веснушках, со светлой челкой.
– Отдайте мне моего ребенка. Где моя деточка, девочка золотая. Моя сладкая, моя теплая, родная ласточка. Моя единственная…
Единственная. Валя стояла, окаменев. Страшное одиночество сжало ее сердце. Она всегда, в любую минуту, за мать готова была жизнь отдать. А той нужна только Наташка… «Мама не сможет это пережить», – вдруг совершенно отчетливо подумала Валя. Рванулась к ней, крепко сжала ее плечи, стала целовать мокрые щеки.
– Мама, мамочка моя. Эта маленькая девочка осталась с нами. Той Наташи нет, а эта к нам вернулась…
Валя долго баюкала мать, как маленького ребенка, пока та не уснула, обессилев от слез.
Глава 8
– Вот скажи мне, Сережа, – Толя Стрельников вошел в кабинет своей вальяжной походкой, сел на стол, небрежно бросив небольшой пакет на пол, и посмотрел на Сергея как на свой последний шанс. – Скажи, друг, чувствуешь ли ты иногда неистребимую потребность рассказать о себе всему свету? Или спросить у всего света, как у него дела? И выслушать каждого, кто тебе ответит. И что-то брякнуть каждому в ответ. Скажи, у тебя такое бывает или я заболел? Заразился?
