Мазур ответил ему в тон:
– Не имеем ли мы чести видеть перед собой почтенного
Хоп Сина?
– Это для меня честь, господа, – узнать столь
неожиданно, что мое ничтожное имя известно даже за пределами этой убогой
лавки... Счастлив буду предложить вам все, на чем остановится ваш благосклонный
взгляд истинных ценителей прекрасного.
– Боюсь, дело обстоит несколько иначе, – сказал
Мазур, чувствуя, что не может вырваться из тенет в я з к о г о церемонного
стиля. – Это мы хотели бы кое-что вам предложить – тот самый товар, что
вам обычно посылает почтенный Абдаллах, староста острова Чедангари...
Морщинистое личико не изменилось ни на йоту. «Вот это
школа, – уважительно констатировал Мазур. – Нет, супротив ж е л
т ы х мы все равно, что плотник супротив столяра... Это нас долго дрючат в
засекреченных школах, а у него умение владеть лицом – врожденное, зуб даю...»
Старикан бесстрастно сказал:
– Обычно эти товары привозил господин Джонни...
– Море полно случайностей, увы, – сказал Мазур,
едва не поправив несуществующий смокинг. – Одна из таких и настигла
господина Джонни – я имею в виду случайности безвозвратные...
– Это печально... – сказал китаец. – Как
здоровье господина Абдаллаха? Как поживает его очаровательная дочь... я,
скудеющий умом под грузом лет, запамятовал ее имя...
– Лейла, – сказал Мазур. – Мою супругу зовут
Лейла.
– Ах, вот как? Примите мои поздравления, любезный
господин, женитьба знаменует переход человека в иное, более ответственное
состояние, поднимающее его в глазах общества...
А вслед за тем он с самым непроницаемым выражением лица
задал еще несколько вопросов – пустяковых вроде бы, но точно на них мог
ответить только тот, кто и в самом деле обжился на острове, тот, кто знал д е т
а л и, непредусмотренные никакой легендой.
Вот только Мазур мог ответить на них моментально и
безошибочно. «Ага, понятно, – подумал он без всякой растерянности. –
Источник такой осведомленности ясен. Н а ш, островной китаец. Разумная
подстраховка в столь специфическом и потаенном бизнесе, как торговля вразвес
комодскими варанами, за которую и я, и он можем огрести приличный срок по
здешним законам...»
– Прошу вас, господа, – произнес китаец и с
неожиданным для его преклонных лет проворством выбрался из-за стойки и
направился в дверной проем. – Простите старику его неуемное любопытство,
продиктованное затворничеством...
В комнате с низким столиком стульев, разумеется, не
оказалось, но Мазур уже кое-как научился сидеть на полу, поджав ноги, хотя у
него, конечно, получалось не столь ловко, как у Пьера. Старик проворно поставил
расписной чайник, чашки, блюдечки с чем-то ярким и непонятным. Зная китайские
привычки, эти яства с равным успехом могли оказаться как яблочным мармеладом,
так и мышатами в сахарной глазури... Ничего не поделаешь, пришлось отведать
согласно кодексу воспитанного гостя. «Пожалуй, все-таки не мышата, – решил
Мазур, осторожно посмаковав тающую во рту сладость. – Хотя кто его
знает...»
Многословно и церемонно извинившись за то, что вынужден
ненадолго их оставить, старик вышел, шурша шелковым халатом.
– Ну что ты насторожился? – тихонько спросил
Мазур. – Не зарежут же нас тут, я думаю, так бизнес не делают...
– Я им в жизни не доверял, не доверяю и доверять не
буду, – так же тихо признался Пьер, передвинувшись так, чтобы сидеть лицом
к дверному проему. – Хлебнул в свое время. Улыбаются с непроницаемой
рожей, а потом палят в спину...
– Пессимист вы, мон ами, – сказал Мазур.
И засмотрелся, неумело притворяясь перед самим собой, что им
движет лишь чувство прекрасного, не отягощенное более приземленными помыслами.
В дверном проеме появилось грациозное, пленительное видение.
Очаровательная до полной невозможности молодая китаянка с прекрасным и свежим
личиком, напоминавшая одну из принцесс с храмовых росписей, – то ли ту,
что рубила в капусту водяного дракона, то ли другую, уверенно и властно
восседавшую на золотом троне. Правда, во всем ее облике не было ни капли
древней экзотики – светлые брючки, белая рубашка с небрежно закатанными
рукавами, в распущенных волосах поблескивают синими и красными стекляшками
заколки-бабочки, современные часики, маникюр... «Спасу нет, дочь его
хороша», – подумал Мазур, дважды, если разобраться, соломенный вдовец.
– Позвольте представить, господа... – сказал
старикан, возникнув в комнате неведомо когда. – Моя верная помощница,
главное сокровище в этой пещере...
– Здравствуйте, – сказала девушка, одарив их
ослепительной улыбкой и присев напротив. – Я студентка, подрабатываю здесь
благодаря доброте мистера Хоп Синга. Родом я с этого острова, но у нас,
индонезийцев, чересчур вычурные и смешные для европейца имена, поэтому зовите
меня на китайский манер – Мэй Лань...
Пьер хрипло сообщил, что он – Пьер.
– Джимми, – сказал Мазур.
«Если ты – индонезийка, то я – микронезийский папуас, –
подумал он тем временем. – Натуральнейшая китаянка, не сойти мне с этого
места... А впрочем, пусть ее. Красивая девушка вправе придумывать себе любое
имя и любую биографию, почему с национальностью должно быть иначе?»
– Быть может, господа, позволим себе немного поговорить
о делах? – вопросил почтенный Хоп Синг.
И вот тут-то началась настоящая передряга. Узнав примерное
количество товара и его ассортимент, старикан предложил цену, которая даже на
взгляд Мазура, не особо изощренного в торговле драконятиной, была, мягко
скажем, чрезмерно занижена. Мазур, разумеется, назвал свою – он помнил, какую
долю получал тесть, а потому прикинул, сколько прикарманивал Джонни, сколько
это составляло в итоге.
Хоп Синг с мягкой улыбкой немного увеличил свою. Мазур свою
снизил, но не особенно. Минут десять они, состязаясь в дипломатии и церемонных
оборотах, жонглировали цифрами. Старик ласково упирал на то, что товар, мягко
говоря, специфический, и почтенные господа в случае, если их сделка сорвется,
вряд ли пойдут торговать им на улицу с лотка, – а время меж тем течет и
товар портится. На что Мазур непреклонно возражал: бизнес есть бизнес, нельзя
сказать, что они с господином Пьером испытывают острейшую нужду в деньгах, на
жизнь и без того хватает. А раз так, бывают в торговле ситуации, когда товар
предпочтительнее вышвырнуть в море к чертовой матери, чем сдавать его по
бросовой цене...
После долгих словопрений пришли, наконец, к доброму
согласию. Китаец платил в несколько раз больше, чем предлагал сначала, –
но и поменьше все же, чем с самого начала запрашивал Мазур.
Потом началась деловая суета. Очаровательная Мэй Лань в два
счета подогнала старенький фордовский пикапчик; кроме Мазура с Пьером туда
забрались еще два пожилых китайца, судя по их виду, выполнявших в лавке роль
прислуги за всех, – и девушка уверенно погнала машину посреди здешней
уличной сутолоки, мимо раскрашенных картонных полицейских на перекрестках, мимо
разносчиков, мимо автобусов с замотанными туристами.
