Совместная жизнь обоих очень разочаровала. Аркадий Ильич,
хотя и хорошо по тем временам зарабатывал и делал неплохую карьеру, никакими
силами не мог создать Калерии тот комфорт, ту райскую жизнь, к какой она
привыкла в отчем доме. Кроме того, почти сразу после свадьбы Лера начала
натыкаться на следы его бесчисленных измен.
Естественно, характер ее испортился, причем до такой
степени, что иногда она сама пугалась накатывающей внезапно ярости.
Примерно тогда муж стал называть ее «Моя Калера», произнося
это так, что отчетливо слышалось «холера».
Калерия Эдуардовна вспомнила этот этап своей семейной жизни,
и от злости глаза ее мгновенно высохли.
Она вытерла глаза кружевным платочком, брезгливо посмотрела
на пятна смазанной туши, но не пошла умываться, а налила себе еще одну рюмку
коньяку.
Конечно, это был уже перебор, но сегодня можно было
наплевать на чувство меры.
Завтра нужно будет идти к нотариусу, придется привести себя
в приличный вид, а сегодня можно не думать о внешности. Сегодня – вечер
воспоминаний.
Калерия вспомнила, какой невыносимой стала их жизнь с
Аркадием, тогда она наконец решила вернуться к отцу.
Как ни странно, это решение успокоило и ее, и мужа, они
разошлись достаточно мирно. Единственное, о чем просил ее Аркадий, – не
подавать на развод, потому что в тот момент у него решался вопрос о служебном
повышении, и развод мог помешать.
Калерия на настаивала: официальный статус замужней женщины
ее вполне устраивал. Имущественных претензий к Загряжскому она тоже не
предъявляла: по сравнению с отцом муж казался ей нищим, что с него возьмешь.
Однако возвращение в отчий дом было не таким радостным, как
это рисовалось ей в мечтах. Время изменилось, и житейская мудрость, которая
была хороша в прежних условиях, в мутной воде перестройки оказалась устаревшей.
Эдуард Вахтангович был по-стариковски слишком осторожен, не
любил и не умел рисковать и поэтому опаздывал с принятием важных решений, не
успевал, как говорится, вскочить на последнюю подножку.
Друзей у него поубавилось, праздники в их доме стали
редкими. Да и сам дом по меркам нового времени выглядел бедновато.
В какой-то степени Эдуард Вахтангович сохранил вес в своих
кругах благодаря родственным связям с Кабанычем, вошедшим в полную силу, но,
даже несмотря на такого родственника, новые люди постепенно оттирали матерого
старика от кормушки, а часто просто перешагивали через него, вообще не замечая.
Такое положение дел не могло не сказаться на его здоровье, и
однажды утром Калерия, не дождавшись отца к завтраку, вошла в его спальню и
увидела на подушке неопрятно посиневшее лицо с удивленно открытыми мертвыми
глазами.
Похороны прошли довольно незаметно, старика уже не помнил
никто из значительных людей, и Калерия шла за гробом по дорожке Смоленского
кладбища под руку с Мишей, срочно примчавшимся из Тамбова, где он проводил
крайне важную операцию.
Она похоронила отца рядом с матерью, которая умерла пятью
годами раньше, тихо и скромно, как делала все в жизни.
Оплатив похороны и заказав приличный, но не выдающийся
надгробный памятник, Калерия подвела итог оставшимся после отца средствам и
была крайне разочарована.
Деньги, еще недавно казавшиеся значительными, теперь
выглядели несерьезно; материнские драгоценности в новых условиях стали просто
жалкими побрякушками, квартира и дача, из осторожности небольшие, конечно,
годились для жизни, но стоили недорого.
Оставалась отцовская коллекция фарфора, но, когда Калерия
пригласила полузнакомого эксперта, он долго мялся, морщился, оттопыривал
толстую нижнюю губу и сказал наконец, что половина коллекции – поддельная, в
особенности все то, что дарили друзья и знакомые, а остальная часть, хотя и
мейсен, не самого интересного периода. Кое-что стоит денег, но далеко не таких,
на которые Калерия Эдуардовна рассчитывала.
Впрочем, и таким деньгам она теперь была рада.
Потребности пришлось изрядно сократить.
Калерия задумалась о своей жизни. Может быть, официально
развестись с Загряжским и найти нового мужа? Но она мало интересовалась
мужчинами, и те отвечали ей взаимностью. Еще пока она была молода, а отец
богат, на нее посматривали с интересом, а сейчас… она как-то незаметно
постарела и потускнела, характер имела достаточно стервозный, отцовские
богатства растаяли как дым… короче, жизнь не удалась…
В таком растерянном пессимизме она прожила еще некоторое
время, понемногу продавая отцовский фарфор, как вдруг на горизонте снова возник
Аркадий.
Он позвонил, предложил встретиться. Прежние обиды несколько
зарубцевались, заросли бурьяном лет, и Калерия согласилась.
Он назначил ей свидание в очень дорогом, модном нынче
ресторане. Калерия Эдуардовна провела полдня в салоне красоты, почистила
перышки и надела самое свое дорогое платье, стараясь не ударить в грязь лицом
перед бывшим мужем.
Мерзавец выглядел отменно. Седые виски и приобретенная
солидность только красили его, глаза были все такие же наглые, запах дорогого
одеколона довершал облик.
Ресторан находился в центре города в небольшом тихом
переулке, а внутреннее его убранство было взято из театрального реквизита к
пьесам Шекспира либо же из «Сцен рыцарских времен».
У входа в небольшой и, как ни странно, уютный зал стояли
рыцарские доспехи, по стенам развешаны охотничьи трофеи – оленьи и кабаньи
головы, а также всевозможные мечи и кинжалы. В камине горел живой огонь, и при
появлении каждого посетителя официант подбрасывал новое полено.
Сами официанты были одеты в стилизованную форму
средневековых слуг: что-то вроде малинового камзола и такого же цвета
обтягивающие узкие штаны – кюлоты, только вместо длинноносых средневековых
башмаков на всех были обычные ботинки.
Назывался ресторан «Львиное сердце», что вызывало несколько
двусмысленные ассоциации, и Калерия Эдуардовна на всякий случай решила не
заказывать никакого мясного блюда.
– Что тебе от меня нужно? – прямо спросила Калерия
мужа в ответ на его явно неискренний комплимент.
– Ну почему, Калерочка, ты не допускаешь, что я просто
хотел тебя увидеть? Ведь мы с тобой, как ни крути, муж и жена!
Калерия вспомнила ночные скандалы, следы чужой помады, запах
чужих духов и твердо сказала:
– Дорогой, не пытайся меня охмурить. Говори прямо: что
тебе нужно? Может быть, мы и сумеем договориться!
Официант принес бутылку красного бордо, откупорил ее и
разлил по бокалам. Загряжский поднял свой бокал, покрутил его, глядя, как вино
играет в отблесках огня, притушил профессиональный масленый блеск глаз и
сказал:
– Познакомь меня с Михаилом!
– С каким Михаилом? – спросила Калерия, чтобы
выиграть время, пряча глаза и комкая в пальцах бумажную салфетку.
