– Кровать!
– Что – кровать? – спросила Любка. – При чем
тут кровать?
Надежда опомнилась и сказала Любке, что еще не спятила,
просто она вслух думает. Но дальше она стала думать про себя и думала вот что:
эта кровать только со вчерашнего вечера стала Велориной, до этого на ней лежала
Надежда, и Сырникова вчера со скандалом заставила ее поменяться – ей, видите
ли, душно и дует от дверей!
Стало быть, вполне можно предположить, что тем, кто похитил
Сырникову, на самом деле была нужна она, Надежда?
„И для какого беса я им нужна? – думала Надежда. –
По справедливости, ко мне относится все то, что я перечисляла в случае в
Велорой… Ну разве что чуть помоложе и характер получше, но о последнем не мне
судить… А так – ни сокровищ, ни выкупа им не сможет предоставить мой муж. Вот
если бы бандиты похитили, страшно подумать, кота Бейсика, тогда муж своротил бы
горы, достал любые деньги и заплатил выкуп! А ради меня – вряд ли…“
Последние грустные мысли были навеяны бесконечными
разговорами о коте, которыми Сан Саныч, навещая жену в больнице, считал своим
долгом развлекать ее. Он с такой нежностью говорил о коте, что Надежда
ревновала мужа самым вульгарным образом.
Она давно знала, что муж кота любит больше, чем жену, но не
могла с этим смириться.
И сейчас Надежда так расстроилась, что даже отвлеклась от
основной мысли своих рассуждений.
В палату заглянула тетя Дуня. Вид у нее был весьма помятый.
Она взглянула на пустую кровать у окна и ничего не спросила. Вообще сегодня она
вела себя подозрительно тихо, прятала глаза и больше глядела в пол.
– Тетя Дуня, как сторож себя чувствует, полегчало
ему? – спросила Надежда.
Тетя Дуня, услышав голос Надежды, вдруг дико оглянулась,
вздрогнула и бросилась из палаты, теряя на ходу тапочки.
– Перепила, видно, вчера бабулька, – авторитетно
заявила Любка, – черти мерещатся.
– Так и белую горячку недолго получить! –
поддержала разговор Поросенке.
Они с Любкой заспорили, бывает ли у женщин белая горячка, но
Надежда участия в споре не принимала. Она напряженно думала.
Если те вчерашние бандиты схватили девушку и пытали ее, то
она могла признаться, что зарыла косметичку под окном палаты. Это неважно, что
никто не приходил покопаться в прошлогодних листьях, Надежда могла просто этого
не заметить – не все время она у окна сидит. И вот, допустим, ничего они там не
нашли, то есть точно ничего не нашли – косметичку-то Надежда спрятала. А вдруг
они расспрашивали Венечку? Он, разумеется, все им рассказал – зачем ему Надежду
покрывать. Опять же тетя Дуня ведет себя очень подозрительно. Не она ли, ведьма
старая, навела бандитов на Надежду?
Лечащему врачу больная Лебедева устроила грандиозный
скандал, требуя выписать ее немедленно. Но тот ни в какую не соглашался.
Надежда обратила его внимание на исчезновение Сырниковой, но все отделение и
так уже было в растерянности по этому поводу. Врачи пожимали плечами, дежурная
ночная смена в полном составе клялась, что они вообще ночь не спали и никто из
палаты не выходил даже в туалет.
Ждали прихода родственников Сырниковой, поскольку имелась
слабая надежда, что она сбежала из больницы. Если же нет, то придется вызывать
милицию, чего заведующий отделением очень не хотел.
Надежда рассудила, что нынче ночью санитар на входе спать уж
точно не будет и мимо него бесчувственное тело пронести будет трудно. Сама же
она решила вообще не спать и в случае чего заорать на все отделение.
Как обычно, после девяти вечера она отправилась звонить
мужу. Но внизу у телефона-автомата была такая очередь, что Надежда решила
попроситься позвонить на посту у медсестры – с ее ногой стоять было тяжеловато.
Она поднялась к себе на второй этаж, но телефон на посту был
занят – Людочка проверяла уроки у сына-первоклассника. В ответ на умоляющий
взгляд Надежды она махнула рукой в сторону ординаторской – иди, мол, там никого
нету.
Надежда постучала в ординаторскую и, когда никто не
отозвался, осторожно открыла дверь. Но оказалось, что в ординаторской идет
разговор между медбратом Андрюшей и невесть как просочившейся туда Любкой.
Андрюша говорил комплименты, Любка хохотала и жевала конфеты. На вошедшую
Надежду Андрей глянул очень неодобрительно, и она со вздохом ретировалась.
Ужасно не хотелось идти снова вниз – там очередь и дует от дверей, – и
Надежда перешла через лестничную площадку, чтобы проникнуть в отделение
хирургии.
Коридор был безлюден, и не слышно было никаких голосов. На
посту дежурной медсестры никого не было и даже не горела настольная лампа.
Надежда сняла трубку телефона, но он молчал. Не было никаких гудков – ни
длинных, ни коротких. Надежда потянула дверь ближайшей палаты. Она отворилась с
противным скрипом. В комнате царила полная темнота.
– Простите! – Надежда тихонько прикрыла дверь,
решив, что больные – все лежачие – уже спят.
„Да что же такое с телефоном? Видно, придется идти вниз или
у Любки мобильник попросить…“
Но, вспомнив, что Любка занята светской беседой, которая
очень просто могла перейти уже в более тесное общение, Надежда приуныла. А
позвонить мужу нужно было срочно – она хотела, чтобы Сан Саныч поговорил с
врачом и забрал ее из этой сумасшедшей больницы под расписку как можно скорее.
Машинально Надежда приоткрыла дверь следующей палаты и
остановилась на пороге. В палате стояла тишина, но тут тусклый луч света из
коридора упал на ближнюю койку, и Надежда увидела, что там лежит только голый
матрац и подушка без наволочки. В палате никого не было, оттого и свет погашен.
Надежда вышла в коридор и остановилась. Отделение поражало
удивительной тишиной. Она ошиблась, думая, что лежачие больные уже спят, а
ходячие смотрят телевизор, сестрички же болтают где-нибудь с молодыми
ординаторами. В отделении просто никого не было – ни врачей, ни больных. Нигде
не раздавалось ни звука – не стонали послеоперационные, не кашляли старики, не
цокали каблучками сестрички. Огромное отделение с длиннющим коридором как
вымерло, то есть действительно безлюдное помещение производило именно такое
впечатление.
Надежда почувствовала себя, как моряки в Бермудском
треугольнике, когда они нашли в океане судно „Принцесса Мария“. Машина
работала, руль поворачивался сам собой, на палубе было оставлено ведро с водой
и швабра, на горячей плите стояли кастрюли с супом, в кубрике на столе брошены
карты – и нигде не было ни одного человека из команды. Тайна „Принцессы Марии“
так и осталась тайной, но здесь все-таки не Бермудский треугольник, напомнила
себе Надежда, люди не могут пропадать просто так.
Надежда еще раз оглядела пустой коридор и облегченно
рассмеялась. Определенно у нее начинается склероз. Ведь говорила же третьего
дня тетя Дуня, что в хирургии задумали делать ремонт и всех больных кого срочно
выписывают, кого переводят временно в другое отделение. Поэтому так пусто в
палатах и телефон не работает.
