В бывшей ванной комнате стояло несколько изрядно потертых
письменных столов, заваленных грудами разнообразных бумаг, номерами газет и
прочей макулатурой, среди которой, как унылые ледоколы среди торосов, виднелись
непременные компьютеры.
За двумя столами виднелись и сотрудники средних лет дядечка,
лысый как колено, и рослый парень лет тридцати с безобразно всклокоченной пегой
шевелюрой.
Причина его всклокоченности немедленно прояснилась: парень
запустил в волосы пятерню, взлохматил их еще больше и жалобно воскликнул:
– Захарыч, наверно, у моего компьютера вирус! – С
чего ты это взял, Петенька? – отозвался мужик, – ты же в сеть не
выходишь… где он мог вирус подцепить?
– Да? А чего он мне слово «инцидент» подчеркивает?
– А ты его, наверное, с ошибкой пишешь.
– Да я уже по-всякому пробовал – и через «е», и через
«ы»…
– А ты через «и» попробуй, – невозмутимо
посоветовал лысый.
– Ой, правда! – парень обрадовался и повернулся к
двери:
– Девушка, вы ко мне?
– Если вы – Н. Уточкин.
– Ну вот, – парень огорчился и по этому поводу
снова разлохматил волосы, – как симпатичная девушка, так непременно к
Кольке…
– А его, что, нет? – разочарованно проговорила
Лена. – Я ему звонила час назад, он говорил, что будет здесь до самой
ночи…
– Будет, будет, куда он денется! В бухгалтерию небось
побежал, надеется аванс выклянчить… вы посидите, девушка, ему все равно ничего
не дадут, и он скоро вернется.
Лена уселась за свободный стол и затихла.
Журналисты лихо стучали по клавишам компьютеров.
– Захарыч! – снова застонал молодой парень через
несколько минут. – Ну точно говорю – вирус у моего компьютера!
– Что он на этот раз подчеркивает? – осведомился
лысый.
– Урегулировать! Я уж и так пробовал, и этак…
– У-ре-гу-ли-ро-вать! – по слогам произнес старший
товарищ и грустно вздохнул:
– Петенька, как же ты университет-то закончил?
– Как-как? – огрызнулся Петя. – Как все
заканчивают! Молча! Ой, правда, так не подчеркивает!
На какое-то время в «лягушатнике» воцарилась тишина,
нарушаемая только бойким стрекотом компьютерной клавиатуры.
Лена оглянулась на бравых представителей «второй древнейшей
профессии». Лысый дядечка сосредоточенно читал на экране монитора какой-то,
видимо увлекательный, текст, лохматый Петя упорно стучал по клавишам, время от
времени на секунду приостанавливаясь, чтобы запустить пятерню в шевелюру. Обоим
было явно не до нее.
Девушка осторожно, стараясь не шуметь, выдвинула верхний
ящик рабочего стола.
Ничего интересного она не увидела, если не считать
нескольких пачек презервативов, маленького кипятильника и пустой плоской бутылки
из-под коньяка «Арагви».
Находки, конечно, характеризовали отсутствующего Уточкина,
но никакой полезной информации Лена из них не извлекла.
Она задвинула ящик на место и выдвинула следующий.
Здесь она нашла еще несколько презервативов, черную книжку с
названием «Словарь-справочник автора» и несколько бумажных лоскутков с
неразборчивыми пометками.
Один из этих листков привлек ее внимание.
Лена достала его из ящика и всмотрелась в кривую торопливо
бегущую наискосок запись: «Ольга Теодоровна Сербина».
Ниже был записан номер телефона.
Лена поразилась такому совпадению.
Ту самую женщину, которую она пыталась найти в центре
«Вариант», ту женщину, из-за которой она приехала в Петербург, женщину, которая
памятным вечером в зимнем саду отеля «Кедровая падь» разговаривала с Виктором
Черепахиным за час до его смерти, женщину, с которой Лену связывали болезненные
воспоминания шестилетней давности – ту женщину тоже звали Ольга Теодоровна. Она
очень гордилась своим редким отчеством, считала его аристократическим и всегда
подчеркивала, представляясь: «Не Федоровна, а Теодоровна, запомните,
пожалуйста!»
Тем самым она выделяла себя из толпы, из массы, где тысячами
суетятся вульгарные Федоровичи и Федоровны, а она, единственная в своем роде и
неповторимая, не имеет к ним никакого отношения…
Правда, фамилия шесть лет назад у нее была другая. Шесть лет
назад ее звали Ольга Ракитина.
Даже мысленно произнеся эту фамилию, Лена почувствовала, как
земля завертелась под ней, а сердце забилось гулко и горячо. Она снова услышала
ровный шум дождя за окном, почувствовала прикосновение сильных, горячих рук и
пахнущих дождем волос… ее лицо запылало.
И тут в дверях «лягушатника» появился невысокий полноватый
блондин с маленькими, глубоко посаженными глазками.
Лена торопливым инстинктивным движением спрятала в сумочку
листок с именем и телефоном, незаметно коленом задвинула ящик стола и
повернулась к вошедшему.
Разглядев его, Лена поняла, откуда взялась кличка Утконос,
под которой журналист фигурировал в компьютере центра «Вариант»: у него
действительно был вытянутый и расширявшийся к концу утиный нос, удивительно
оправдывавший прозвище.
– Это вы – Николай Уточкин? – проговорила она как
могла более официально.
– И Маслов, и Ложкин – тоже я. А это вы мне звонили? –
отозвался тот, скользнув по ней взглядом.
Его взгляд, казалось, оставил на одежде девушки сальные
пятна.
– Да, я, – Лена поднялась из-за стола, – я
хотела задать вам несколько вопросов, касающихся вашей статьи…
– Да-да, – Николай осклабился, – как же, как
же… «справедливость – мое ремесло»… только давайте поговорим не здесь, а то
здесь уж очень шумно!
Лене не казалось, что в «лягушатнике» шумно, но она поняла,
что Николай не хочет разговаривать при своих коллегах, и не стала спорить с
ним.
Они вышли в коридор и направились к еще одной из
бесчисленных лестниц.
– Тут у нас есть кафе, – проговорил журналист, с
любопытством разглядывая Лену, – вот там мы и посидим.
Действительно, ниже этажом, несмотря на поздний час работало
небольшое кафе. Николай усадил Лену в самый угол, подошел к буфетчице, бойкой
веселой тетке лет пятидесяти, и через минуту принес две чашечки отвратительного
кофе и две больших рюмки соответствующего коньяка.
Лена с удивлением посмотрела на коньяк и твердо проговорила:
– Я на работе не пью.
– А я пью, – отозвался Николай с сальной улыбкой и
одним махом осушил свою рюмку.
Затем он придвинулся ближе к Лене и
профессионально-задушевным голосом осведомился:
– И кто же ты такая, интересно?
