Пошел дождь, поэтому они уселись в «Макдоналдсе» у Сенной
площади. Не дожидаясь вопросов, Лена рассказала, что закончила институт,
работает в банке, живет по-прежнему там же, в родительской квартире. Лена
остановилась, так как почувствовала, что Надежда Николаевна сейчас задаст
вопрос — что она делала в этих краях?
Поэтому она решила перевести разговор на другое и спросила,
что же за работа тут у Надежды Николаевны?
— Ох, — вздохнула та, — уж и не рада, что
связалась. Приятельница моя давнишняя, она меня постарше будет, работала тут
уже года три, знаешь, от собеса к пенсионерам ходят. И так ей нравилось,
старушки все знакомые, на нее не нахвалятся, а все-таки возраст после
пятидесяти — где другую работу найдешь? И вдруг приходит ей приглашение из
Германии, от племянника, они там живут в эмиграции. Там племянниковой жене
предложили какие-то хорошие курсы, надо идти, а с ребенком маленьким сидеть
некому. Денег на няню у них нет, вот они и решили тетку вызвать на два месяца
ребенка нянчить. Ну что, надо ехать, решила она увольняться, так старушки чуть
не плачут, говорят, пришлют из собеса кого незнакомого, они и дверь побоятся
открыть. Вот она и уговорила меня эти два месяца за нее поработать. У нас в НИИ
зарплату не платят, так что я взяла за свой счет и работаю. Да только умаялась
по лестницам бегать. И еще мужу боюсь сказать, он мне ни за что бы не разрешил
— по лестницам, да тяжести таскать, да с чужими деньгами. А отказаться нельзя —
приятельницу подведу. Да уж ладно, три недели осталось, дотерплю как-нибудь.
Но что мы все обо мне, расскажи еще о себе, замуж не
собираешься?
— Что вы, Надежда Николаевна, зачем мне?
— Как — зачем? Вот какая красавица выросла, неужели и
нет никого?
— Нет, — твердо ответила Лена.
Надежда Николаевна испытующе нее посмотрела и недоверчиво
усмехнулась:
— Ну не хочешь, не рассказывай.
Они еще посидели, помолчали, приглядываясь друг к другу,
Лена вспомнила, как раньше, еще давно, отец отзывался о Надежде Николаевне весьма
одобрительно. У Лениной мамы было мало подруг, им с отцом было достаточно
общества друг друга. Лена помнит, как отец критиковал очередную мамину
приятельницу по работе, называл глупой пустышкой, а мама обижалась, мол, все у
тебя плохие, а отец отвечал, что нет, не все, вот у Надежды, например, и голова
на плечах, и без бабьих глупостей.
— Надежда Николаевна, — решилась Лена, — вы
почти полтора месяца в этот дом ходите и даже в ту самую парадную. Вы никогда
не встречали этого человека? — Она показала фотографию Строганова.
Месяца два назад в банк приезжали телевизионщики, снимали
рекламный ролик, а потом подарили несколько фотографий, Лена выпросила у
Александра одну — он был на ней такой красивый…
— Вот оно что, — пробормотала Надежда, разглядывая
фотографию, — в каком, говоришь, ты банке работаешь?
— В «Бэта-Банке», — Лена решила не скрывать
очевидные вещи.
— Значит, это и есть банкир Строганов? Хорош, ничего не
скажешь, я хоть криминальные новости редко смотрю, но про это дело уж так
трубили…
— Ну так что, Надежда Николаевна, видели вы его?
— Вот что, Лена, — твердо сказала Надежда, —
этого человека я не видела. Но зато я видела в одной квартире его фотографию.
Человек там живет пожилой, одинокий, так что прежде чем тебя туда пустить, я
должна знать, что ей ваша встреча ничем не повредит. И ты мне расскажи, зачем
тебе нужно знать, что делал в этой квартире твой погибший любовник.
— Как вы догадались? — покраснела Лена.
— Это нетрудно, — усмехнулась Надежда. — Еще
когда во дворе на тебя посмотрела, сразу поняла, что у тебя мужчина есть. И не
просто мужчина, а любимый мужчина. Это сразу по женщине заметно. Мужики такое
инстинктом замечают, ну а женщины — кто понаблюдательнее. А потом смотрю — ты
расстроенная такая, глаза беспокойные.
Что же случилось, Леночка?
От участия, прозвучавшего в голосе Надежды Николаевны, Лене
стало еще хуже. Слезы предательски набежали на глаза.
— Ну-ну, не надо плакать, теперь уж слезами не
поможешь. Надо смириться с его гибелью. Ты молодая, все понемногу забудется.
— Дело не в этом. Не считайте меня ненормальной, но
происходят странные вещи.
И Лена рассказала Надежде про взрыв, про убитого Гарика, про
то, как он утверждал, что Строганов жив, про билет в Лондон и паспорт, про
Вовчика и его наблюдения за домом у Сенной, про подлеца Костромина, про то, что
за нею следят, кстати, она и сейчас не знает, возможно, за ними наблюдают.
Надежда Николаевна слушала очень внимательно, не перебивая
дурацкими вопросами, не ахая и не всплескивая руками. Потом они долго молчали.
— Надежда Николаевна, вы мне верите? Верите, что я
ничего не придумала?
— Конечно, девочка, конечно. Ты никогда не была
истеричкой, у вас в семье все спокойные разумные люди. Но все, что ты
рассказала, очень опасно. Там, где замешаны большие деньги, всегда опасно.
— Но я должна выяснить, отчего погиб Александр!
— Прежде всего, ты должна выяснить, что угрожает тебе
самой, — строго сказала Надежда, — и постараться уберечься от
опасности. В милицию идти тебе не с чем — что такое паспорт с билетом.
Билет — может, Строганов хотел тебе сюрприз сделать, а
паспорт фальшивый сам по себе ничего не доказывает. А ты вообще в милиции была?
Тебя допрашивали в связи со взрывом?
— Конечно, там такая тетка въедливая, всю душу из меня
вытрясла, сидит в кабинете, как сыч, очки то снимет, то наденет…
— Не Громова ее фамилия? — полюбопытствовала
Надежда.
— Точно, а вы ее знаете?
— В некотором роде, — угрюмо пробормотала
Надежда. — В общем, про Гарика Громовой говорить ничего нельзя, она тебя
из здания не выпустит, прямо там и арестует, а потом уже будет доказывать, что
ты не виновата, если посчитает нужным. Ты у нее будешь первая подозреваемая,
ведь свидетели тебя запомнили…
— Да у меня сил бы никогда не хватило его задушить!
— Это как сказать, — задумалась Надежда. —
Ладно, мы вот что сделаем. Я завтра зайду в ту квартиру, где видела фотографию
Строганова.
Живет там замечательная старушка, родственница композитора
Верстовского. Она старая, но голова абсолютно ясная, и память — будь здоров,
получше нашей будет. Спрошу я ее прямо, можно ли тебя привести. Если она
согласится, то позвоню тебе и вечером к ней отведу, потому что тянуть с таким
делом никак нельзя.
* * *
Инна сидела возле постели сына и безнадежно смотрела на
безжизненное тело. Сын был жив, но никак не реагировал на внешние раздражители.
Она кормила его с ложечки, убирала за ним.
Врачи сказали, что такое растительное состояние может
продолжаться сколь угодно долго — человек молодой, сердце здоровое. Предлагали
взять его в больницу, но Инна отказалась — известно, какой там уход, будет
лежать целый день в грязи!
