Утром, когда Костромин пришел в свой рабочий кабинет, у него
на столе заверещал зуммер внутреннего телефона.
— Юрий Николаевич, — защебетала в трубке секретарь
управляющего, — зайдите срочно к Артуру Виленовичу!
По ее тону Костромин понял, что дело нешуточное и действительно
срочное. Он чуть не бегом отправился к шефу. В приемной секретарша Раечка
шепнула ему, указывая на дверь:
— Двенадцать баллов!
Это было серьезно. До сих пор ее штормовые предупреждения не
поднимались выше девяти.
Костромин глубоко вдохнул и выдохнул воздух, распахнул дверь
и вошел в кабинет.
Шеф сидел за столом, набычившись, красный и толстый, как
астраханский помидор, и смотрел на вошедшего взглядом, полным такой ненависти,
что Костромин ощутил, как на нем дымится костюм.
— Артур Виленович, вызывали?
— Вызывал, вызывал, — голос управляющего был
подозрительно тих, почти ласков, — ну и как у тебя идет расследование?
Нашел пропавшие деньги?
— Артур Виленович, вы же понимаете, все непросто! Я, со
своей стороны, делаю все возможное…
— Все возможное?! — заорал шеф так, что с полки
свалился сувенирный хрустальный кубок и разбился вдребезги. — Все
возможное ты делаешь?! А ты, козел, знаешь, что дружок твой Строганов
жив-здоров и по городу шляется?
— Что вы, Артур Виленович, — забормотал
Костромин, — как это возможно… Он же погиб, в машине сгорел напрочь… Прямо
здесь, все видели…
На глазах свидетельницы… Этого никак не может быть, чтобы он
жив…
— На глазах свидетельницы, так ее разэтак!
Свидетельница — его девка, весь банк про это знает, она не
только покажет, что смерть его видела, она покажет, что он из мертвых воскрес,
если он ей велит! Я когда еще сказал ее в работу взять, а ты, так твою разэтак!
— Артур Виленович, поясните, пожалуйста, откуда такая
информация, что Строганов жив? — лебезил Костромин.
— Откуда-откуда! — Шеф начинал понемногу отходить,
выбросив, видимо, излишек адреналина. — От верблюда! Следователь
прокуратуры со мной разговаривала, Громова, оказывается у них есть сведения,
что Строганова видели позавчера, живого и невредимого.
— Где его видели? — спросил Костромин сухим
деловитым тоном.
— В почтовом отделении, почти рядом с домом, как
говорится, по месту жительства. Корреспонденцию получал до востребования.
— Достоверны ли эти сведения? — позволил себе
усомниться Костромин. — Даже если допустить, что Строганов действительно
жив, — Костромин произнес эти слова с интонацией сугубого
недоверия, — то неужели он пришел бы получать корреспонденцию под
собственным именем, да еще рядом с домом? Ведь его кто угодно мог опознать —
жена, соседи… Кроме того, ведь был же труп в машине!
— А кто тебе сказал, что это был его труп?
Положил вместо себя бомжа какого-нибудь, а сам смылся!
Юрий Костромин много лет отработавший в так называемых
«компетентных органах», конечно, никогда не выдавал своих эмоций — он не
краснел, не бледнел, не заикался; но одно внешнее проявление стресса он так и
не научился контролировать. Когда он нервничал, у него потели ладони. Вот и
сейчас, при последних словах управляющего, его ладони предательски покрылись
испариной. Никак не выдавая волнения ни голосом, ни мимикой, он сказал
управляющему:
— Все происходило на улице, днем.., нет, не могу себе
представить, чтобы он успел выскочить из машины и заменить себя другим
человеком!
Но теперь это уже не проверишь…
— Почему же не проверишь? Ты из себя дурака-то не
строй. Следовательни.., как ее… Громова уже получила санкцию прокурора на
эксгумацию трупа.
— Вот даже как! Но ведь там все сгорело!
— Ну почему же все.., зубы-то наверняка остались, а по
зубам человека элементарно опознать можно… Он же лечился небось у зубного, там
карточка есть, все написано — где пломба, где коронка… Так что, Юра, если
дружок твой жив, — управляющий с явным злорадством сделала ударение на
слове «дружок», — мы это уже послезавтра узнаем и будем сами его искать!
— Артур Виленович, очень хорошо, что следствие
стронулось с мертвой точки, я этому искренне рад, — произнося эти слова,
Костромин как бы ненароком отошел за сейф, где управляющему его не было видно,
и вытер руки носовым платком — на тот случай, если он удостоится «высочайшего»
рукопожатия.
— Вот ты мне и скажи — где твой дружок закадычный зубы
лечил. Ты ведь по должности все про всех знать должен, а уж про него-то и
подавно — небось все вместе делали — и в баню, и по бабам, и к зубному.
— Разумеется, я знаю. Кстати, мы с ним в разные
поликлиники ходили, я — в «Меди», а он — в «Стому».
— Вот и славно. Завтра его, любезного, откопают, ты
сообщишь.., как ее.., все фамилию забываю… Громова! Ты ей сообщишь, что дорогой
покойник лечился в «Стоме», а там уж она пусть сама разбирается — сам он в
машине сгорел или исполняющий его обязанности неизвестный.
И учти, Юра: если в машине не Строганов сгорел, —
управляющий снова поднял на Костромина тяжелый взгляд, — ты у меня пожалеешь,
что на свет родился.
Костромин беспокоился напрасно — Артур Виленович на прощание
руки ему не пожал, а просто отпустил кивком головы. После его ухода управляющий
задумался: раньше он никогда так много с Костроминым не общался, и теперь его
терзал вопрос — от природы ли тот такой дурак и Строганов привел его в банк,
чтобы иметь преданного человека, или Костромин весьма неудачно притворяется
полным идиотом и размазней, чтобы свалить потом все дело на него, управляющего,
и выставить его перед хозяевами денег в невыгодном свете. Он вызвал свою личную
охрану и приказал в ближайшие два дня не спускать глаз с Костромина, а после
этого еще долго сидел в кабинете, мрачно насупив брови.
* * *
Следователь Громова послала своего молодого сотрудника Диму
Вострикова в стоматологическую фирму с недвусмысленным названием «Стома» за
зубной картой покойного Строганова. Дима приехал в эту фирму не без мелкой
внутренней дрожи — он, как и большинство настоящих мужчин, с детства ужасно
боялся зубных врачей. Сейчас его страх был совершенно необъясним: он не
собирался лечить свои зубы, в этой фирме ему лечиться было просто не по
карману, но от правды никуда не денешься — Дима боялся.
Помещение фирмы было отделано с пугающей роскошью. Подвесной
потолок чуть ли не золотой, отделка стен вызывала в памяти сказки тысячи и
одной ночи. Дима робко вошел.., в обычной поликлинике это называют
регистратурой, но в данном случае такое вульгарное слово было явно неуместно.
Очаровательная девушка в чем-то, на Димин неопытный взгляд,
не то от «Диора», не то от «Кардена», стилизованном под белый халат медсестры,
вспорхнула ему навстречу с ослепительной улыбкой. Правда, разглядев Димин
неказистый костюм, девушка поубавила сияния.
