– Мы с ней давно знакомы были, с университета еще, потом разбежались. А потом встретились. На «Одноклассниках», грешен, знаете ли… грешен был. Переговорили. Раз-другой. Потом… никто не понимал сути моей идеи, а она поняла. Помогла. Я не все мог делать в своей лаборатории, ресурсы не те… мы вдвоем решили проблему, общие результаты, общие перспективы. И проблемы, как выяснилось, общие. Она была повязана с «Фармиколом», я – с «Фармой». Это значит, что все наше – не наше, а чужое, нам же – премию и благодарность, с занесением в личное… решили действовать.
– Уничтожили все записи, а сами сбежали?
Сбежали. Бежали-бежали, поскользнулись и упали, хлебанули едкой жижи, утонули. Он вот выплыл, а Элька нет. И не верится, она же всегда сильнее была. Она… нету больше.
– Она про вас говорила, про то, что в городе брат работает. В милиции. Надеялась на помощь. Она говорила, что за мной точно следят, а о ней, может, еще и не знают, поэтому она бумаги и собрала. Нет, там не совсем бумаги, там данные, информация. Элька сказала, что спрячет ее там, где никто не догадается искать.
Ричард Иванович странно дернулся, точно хотел выпрыгнуть из машины.
– Я вот и не знаю где. Она и Ефима нашла, чтобы патент и посредники, хорошая фирма, говорила, серьезные юристы, связи… я на встречу шел, а меня прямо на лестнице и…
Шаги, голос, укол, падение, затянувшееся и закончившееся подвалом. Пробуждение и стыд. Страх. Олечка и сожаление об упущенном времени. Ничего, теперь наверстает. Раз жив, то непременно наверстает.
Только не наукой – без Эльки, без записей, которые ушли и, кажется, навсегда, он обречен на долгий путь повторения, а времени осталось мало…
– Скажите, – вдруг спросил Семен, – а вы верите в бога?
– Разве что из машины, – раздраженно отозвался Ричард Иванович.
Боги жили в машинах, грелись на моторах, дымили керосином, глотали присадки и добавки, иногда выглядывая наружу, к людям.
Боги тоже нуждались в обществе.
Боги изредка приходили на помощь, распутывая запутанное, возвращая утерянное. И со временем они обращались легко, как и подобает всесильным.
В камине кипел огонь, свиваясь рыжими клубами, девятихвостый лис, стозевное чудище, которое обло и лаяй, оно догрызало случайную добычу: буквы и слова, строки и картинки, розовые кусты, корабли, соловьев, живых ли, механических… чудищу было все равно.
Обло. Стозевно. Лаяй.
– Идиот! Какой же ты идиот! – орало другое, в человечьем обличье, и высокое сопрано заставляло стекла дрожать. – Зачем ты застрелил ее…
– Всем стоять! Ефим, вяжи урода…
– Дашка!
Огонь обгладывал сахарные страницы старинной книги, и тени, обычно суетливые, замерев, следили. Ждали. Чувствовали всеблагую руку машинного бога.
– Дашка где? Где Дашка!
– Это он ее убил! Господи, как хорошо, что вы пришли! Мама! Мамочка! Не умирай, мамочка…
– Дамочка, а артистка из вас фиговая…
– Дашка!
– Я здесь! Здесь…
И боги, довольные совершенным, отступили, свернулись поверх горячих моторов, плеснули бензина и стали прикусили, закрыли глаза: теперь все вернулось на круги своя.
…стойкий оловянный солдатик нес на руках свою балерину…
…девочка со спичками возвращала корону, вновь превращаясь в принцессу на горошине, а рыжий рыцарь, наблюдая за превращением, сочинял другую сказку…
…и Кай, оставшийся без Герды, медленно оттаивал душой, его отпускала Вечность, но не страсть к головоломкам…
…длинноволосая русалочка, оправившись от испуга, нашла себе престарелого принца, а тот, вернувшись к преданной мечте, ожил…
…и были задержаны разбойники во главе с атаманшей, и было следствие, суд, приговор. Были похороны и пепел в камине. Было погибшее открытие – на него все-таки нашелся покупатель, готовый дорабатывать и ждать; и розовый куст на чьем-то балконе внезапно выбросил бледные-бледные бутоны.
Была жизнь. Или еще будет? Боги, как и Тени, воспринимают время иначе.
Человек умирал, он знал, что умирает, и уже не боялся. Человек ждал. И Тень пришла.
– Ты долго, – сказал он с упреком, когда Тень взобралась на кровать. – Почему ты так долго?
– Занята была. – Тень улеглась рядом, положив колючую морду на грудь – сразу стало тяжело дышать. – Да и без меня ты справлялся. Хорошо справлялся.
– Я не хочу умирать.
– И не умрешь. Смотри… – она дунула в лицо ароматами карамели и весны, солнечным теплом и ласковым весенним ветром. – Разве это смерть?
По дороге – откуда она только взялась в комнатушке? – ехал всадник в гусарском костюме.
– Эй, мальчик! – крикнул он. – Иди сюда! Смотри, что у меня есть!
В руке всадника появилась клетка с серой птицей, тотчас сменилась цветком красной розы, а тот, побелев, облетел лепестками, и вот уже не роза – серый соловей песней заливается.
– Ты пришел за мной, Оле?
– Конечно, – ответил всадник, отпуская птицу. – Разве ты не хочешь пойти по этой дороге чуть дальше? Разве тебе не интересно узнать, о чем будет эта сказка?
– Но… но у меня нет ни дневника, ни тетради, я не могу показать тебе свои отметки…
Всадник лишь рассмеялся и протянул руку:
– Я и так вижу, кем ты был.
