— Да уж.
Мы с Джен повстречались в четверг днем. А что у нас сейчас?
Воскресное утро.
Мама положила руку мне на руку.
— Не хочешь рассказать, что случилось?
Я пожал плечами, отвернулся, провертел в голове другие
предложения и наконец сказал:
— Она смотрела сквозь меня.
— Смотрела сквозь тебя?
— Да. Прямо насквозь.
Я до сих пор чувствовал дырку, оставшуюся после ее взгляда.
— Помните, когда мы переехали сюда, я потерял всех
своих друзей? Свою уверенность, свою крутизну?
— Конечно. Тебе было по-настоящему трудно.
— Уверен, вам тоже было нелегко. Но дело в том, что,
кажется, я так через это и не прошел. Так и остался нытиком. И Джен это
просекла — я для нее слишком пришибленный.
— Пришибленный? — не понял отец.
— Ну, нерешительный, — подобрал я лучшее слово.
— Нерешительный? Не будь дурачком, Хантер. — Мама
покачала головой, — Уж с этим-то, вероятно, вы вдвоем можете разобраться.
— А если не сможете, — подхватил отец, — то,
по крайней мере, ты не потратил на нее много времени.
Матушка при этом сделала глоточек кофе, а вот я ухитрился
произнести весьма зрелую фразу.
— Спасибо, что стараетесь поднять мне настроение. Но,
пожалуйста, не надо.
Они прекратили. И снова начали делать и говорить то, что
было вполне предсказуемо. Вообще, завтрак с родителями всегда успокаивает: они
следуют непреложному правилу, согласно которому главное в семейной жизни — это
стабильность, неизменность, следование заведенным традициям. Они не инноваторы,
во всяком случае, за завтраком. На один утренний час они превращаются в лучших
в мире классицистов.
Но завтрак закончился, и я вернулся в свою комнату, где было
решительно нечем заняться, кроме как сидеть на кровати да жалеть о состриженной
челке, за которой можно было бы спрятаться.
Команды бутылочных футболок дразнили меня с полок, так что я
приступил к осуществлению маленького проекта. Начал снимать футболки одну за
другой с пустых бутылок из-под воды, вводить статистические данные на каждую из
них в базу, а затем класть под относящиеся к ним же, полные невнятных и
бесполезных фактов книжки, чтобы разгладить перед перевозкой.
Как ни печально было разбивать тщательно подобранные
команды, но так уж заведено: каждые несколько лет генеральный менеджер
избавляется от части знакомых игроков и набирает новичков. К тому же, если
аукционные боги будут ко мне благосклонны, я смогу минимизировать уплату по
кредитному счету к тому времени, когда он придет.
И тут зазвонил телефон. Я закрыл глаза, набрал воздуха,
несколько раз повторил молча «не она» и отчаянно взглянул на определитель.
«Обув-ка»? Мэнди.
Мне стоило бы порадоваться тому, что она звонит, что сумела
спастись от пурпурных голов и снова хочет поговорить со мной. Но, увы, стоило
мне увидеть имя на дисплее, как сердце мое еще чуточку упало. Всякий раз, когда
телефон звонил и опять оказывалось, что это не Джен, какая-то часть моей жизни
словно утекала в слив раковины.
— Привет, Мэнди.
— Привет, Хантер. Вот, захотела с тобой связаться.
— Ну конечно…
— Прежде всего извини, что сорвала встречу в пятницу.
Я рассмеялся, что оказалось болезненно из-за булыжника в
желудке.
Правила гласили не упоминать ни о джаммерах, ни о
кроссовках. Несостоявшаяся встреча с Мэнди должна стать нашим маленьким
неразглашаемым секретом.
— Все в порядке, Мэнди. Я знаю, ты в этом не виновата.
Рад, если у тебя все хорошо.
— Лучше не бывает. Меня выдвинули на повышение.
Я кивнул, ощутив легкий укол боли, которую Джен называла
«вот это».
— Но спасибо за заботу. Грег говорил, что ты звонил.
Кассандра тоже. По правде, так все хором рассказывали о том, как ты был
обеспокоен. Может быть, я, когда в последний раз тебя видела, показалась
раздраженной, но, честное слово, никогда не забуду, как ты меня искал.
— Нет проблем, Мэнди. Поиски тебя обернулись…
интересными приключениями.
— Да, наслышана. Это еще одна причина, по которой я
тебе звоню.
Она помедлила.
— Ну, в чем дело?
— В общем, вокруг того вечера поднялась шумиха, и нам
бы хотелось охладить страсти до поры. Клиент не желает иметь никакого отношения
к событиям, случившимся на некой вечеринке. Некоторые весьма влиятельные
персоны раздражены, и это заставляет серьезно задуматься.
— О!
Мой мозг перерабатывал эту информацию медленно, однако все
равно с опережением текста. Клиент не хотел, чтобы пурпурные головы знали об их
делишках с джаммерами. Эти влиятельные силы и так были раздражены до крайности
и не скоро успокоятся.
— Что это значит, Мэнди?
— Это значит, что я не могу предоставить тебе никакой работы.
Во всяком случае, пока.
— Ах вот оно что.
Теперь я понял со всей определенностью: мое дело швах. Ведь
я единственный, на кого «хой аристой» могли наложить свои пурпурные руки,
единственная ниточка, которая могла привести к джаммерам. Клиент при этом
сделает все, чтобы остаться в стороне.
Как бы сделал любой на его месте.
— Мне правда очень жаль, Хантер. Мне нравилось с тобой
работать.
— Мне с тобой тоже. Не парься об этом.
— И знаешь, такие неприятности, они ведь не вечны.
— Я знаю, Мэнди. Ничто не вечно.
— Это воодушевляет.
Пятью минутами позже я шарил у себя по полкам, разыскивая,
что бы еще продать, когда телефон зазвонил снова. И я снова не стал смотреть на
экран, от кого звонок.
«Не от нее, не от нее…»
Может быть, если повторить десять раз, выйдет наоборот?
Вышло. Это была она.
— Э… — сказал я (это означало то же самое, что да,
но с куда меньшей надеждой).
— Давай увидимся в парке, там, где встретились в первый
раз. Через полчаса, ладно?
— Ладно.
Глава 35
— Могу я сфоткать твою обувку?
Она опустила бинокль, повернулась ко мне и улыбнулась.
— Предупреждаю, это запатентовано.
Я посмотрел вниз — оказывается, она сменила шнурки. Сейчас
они были сочного зеленого цвета и образовывали вокруг язычка шестиугольник с узлом
посередине: это напоминало кошачий глаз, только боком. Остальной прикид был
обычным для фирмоненавистников, не считая куртки, точнее — черной, лоснящейся,
сверкающей на солнце безрукавки.
