— С тобой все в порядке? — крикнул я.
— Хантер? Какого черта ты…
— Некогда! — воскликнул я и потянул ее вниз.
Джен уже бежала назад через студию, прочь из круга
служебного освещения, в темноту. Задевая за невидимые препятствия, рискуя
споткнуться и загреметь, я тащил за собой ошеломленную Мэнди к большим
скользящим сценическим дверям.
Позади слышались звуки суматохи, двери распахивались, в
студию ворвался свет. Ничего, нам бы только добраться до вахты на главном
входе, а еще лучше выскочить на улицу…
— Хантер! — вопила Мэнди, которую я тащил за
собой, как мешок.
— Просто беги! — заорал я, пытаясь рвануть ее
вперед, но она уперлась пятками так, что мне пришлось остановиться.
Я развернулся к ней лицом.
— Ты что делаешь? — вскричала она.
— Тебя спасаю!
Длившуюся вечность секунду она таращилась на меня, а потом
со вздохом сказала:
— Ох, Хантер, какой же ты… вчерашний. Потом мир
взорвался ослепительным светом, в нас со всех сторон с жужжанием ударили лучи
прожекторов.
— Ох, дерьмо! — услышал я возглас Джен. Полностью
дезориентированный режущим светом, я закрыл глаза ладонью. Вокруг слышались
звуки приближающихся шагов и катящихся металлических роликов.
Да уж, дерьмо, точнее не скажешь.
Глава 31
Из-за слепящей стены света послышался властный голос:
— Это и есть Хантер Брак, тощий белый малец, выглядящий
так, словно у мамочки не хватает времени заняться его внешним видом?
Даже ослепленный и еле живой от страха, я возмутился этой в
корне несправедливой оценкой. Если я был не в штанах из серого рубчатого
вельвета и не в футболке цвета высохшей жвачки, то только потому, что нуждался
в социальной невидимости.
— Это была маскировка, сами знаете!
— Знаем-знаем, — прозвучал с другой стороны более
низкий голос лысого здоровяка.
— А это у нас кто? — спросил первый голос.
Я услышал звук катящихся по бетонному полу роликов, с
болезненным любопытством разлепил веки и увидел, как из слепящего сияния
грациозно выкатывается Мвади Уикерсхэм. Мне удалось приметить и другие фигуры,
окружавшие нас, перекрывая все пути к отступлению. Из облака света выступили
шоферская шапочка и ковбойские сапоги Футуры Гарамонда, который воззрился на
ноги Джен.
— О, смотрите, — указал он на шнурки.
Среди похитителей распространился ропот узнавания.
— Точно, — подтвердила Мвади Уикерсхэм, глядя вниз
с высоты своего увеличенного роликами роста. — Сама до этого додумалась,
конфетка?
Джен покосилась на нее.
— Вы имеете в виду шнурки?
— О них мы сейчас и говорим. У Мэнди есть
снимок. — Мвади кивнула, как величественная королева, выражающая одобрение
подданным. — Хорошая работа.
— Хм, спасибо.
— Пойдем отсюда, — потребовал я, если, конечно,
произнесенные высоким, срывающимся голосом слова могли быть восприняты как
требование.
— Не раньше, чем договор будет подписан, —
сказала, повернувшись ко мне, Мвади Уикерсхэм.
Я посмотрел на Мэнди и был награжден презрительным взглядом,
какие она обычно приберегала для самых последних и назойливых лохов.
— П-погоди, — заикаясь, пробормотал я. —
Какой договор?
— Величайшая сделка в моей жизни, Хантер. — Она
вздохнула. — Почему бы тебе не совать нос не в свое дело и не портачить?
Мы расселись за одним из столиков псевдоресторана: Джен и я,
Мвади Уикерсхэм, Мэнди и Футура Гарамонд. Еще несколько их приспешников стояли
вокруг, почти неразличимые позади источников яркого света. Я приметил вспышку
на серебряных волосах саркастической футуристки и различил знакомый силуэт
лысого громилы. Их напряженные позы наводили на мысль, что уходить они не
собираются. С нашего островка света казалось, будто подиум простирается во всех
направлениях на мили, что создавало эффект важности нашего разговора.
— Так тебя не похитили? — спросил я Мэнди в третий
раз.
— Поначалу, наверное…
Она взглянула на Мвади Уикерсхэм, словно ища помощи.
Уикерсхэм сняла темные очки, и я моргнул. Глаза у нее
оказались зелеными, как у Джен, но более пронизывающими, тем паче что в ярких
лучах киношных светильников они сузились до щелочек.
Она носила белую майку, потертые джинсы без лейбла с широким
черным ремнем и цепь под золото на шее. «Мальчишеский» стиль, типичное дитя
улицы, порождение середины эпохи брейк-данса.
Зимой этот прикид дополняет кожаная куртка. Из истории охоты
за крутизной я знал, что фирменный стиль тех, кто рос в восьмидесятых годах в
Бронксе, практически совпадает с обликом фирмоненавистников.
Она положила очки на стол с неторопливостью непререкаемого
авторитета, проистекавшего из того факта, что эта особа, хоть и принадлежала к
старшему, вроде бы уже отстойному поколению, была по-настоящему крутой.
— Мы решили заключить сделку.
— Вы пошли на сговор с клиентом? — изумилась Джен.
— Представь себе. Фактор внезапности в любом случае был
уже упущен. А они хотели заполучить модель.
— Да, мы хотели, — подтвердила Мэнди.
— Подожди, — обратился я к Мэнди, — ты
сказала «мы»?
— И вы их продали? — одновременно спросила Джен у
Уикерсхэм.
Я чувствовал себя так, будто читаю субтитры, не совпадающие
с диалогом.
— Хм?
— Изначально этого не предполагалось, — угрюмо
ответила Уикерсхэм на фоне позвякивания роликов, поскольку ее ноги под столом
беспрерывно двигались взад-вперед. — Мы работали над этой обувкой два
года, довели модель до ума и собирались выпустить на улицы, чтобы навести
шороху. Но кое-кому в нашей организации показалось, что они слишком уж крутые.
Идея была в том, что мы должны побеждать подобное подобным, бить клиента на его
поле его же оружием.
— Что-то вроде того, как Тони Беннет пародирует самого
себя, — заметила Джен.
Я обнаружил, что киваю. Кое-что, во всяком случае,
прояснялось.
— Когда мы впервые увидели эту обувь, то поначалу не
могли взять в толк, то ли это действительно подделка, то ли такой хитрый
маркетинговый ход клиента. А вы, значит, занервничали, подумав, что это может
привести к обратному результату.
— Я-то не занервничала, — заявила Уикерсхэм тоном,
дающим понять, что она не нервничает никогда. — Но некоторые задергались и
стали действовать самостоятельно.
Она пожала плечами.
