— Очередное озарение?
Она покачала головой, играя со своим браслетом, который
мигал, отражая интенсивность беспроводного трафика. Люди вокруг нас удаляли
спам, загружали музыку или запрашивали у самой мощной в мире поисковой системы
картинки с блондинами-теннисистами.
— Рада сказать, всего-навсего обычная мозговая
деятельность. Но пришлось поработать и руками: сегодня утром я разобрала на
части мою «Пунь-шам» камеру. Я оказалась права. Когда делаешь снимок, она
отсылает копию изображения на ближайший беспроводной сервер.
— Но зачем?
Она наклонилась поближе, как будто в кушетке завелся «жучок»
(я имею в виду не кусачее насекомое, а подслушивающее устройство):
— Слушай, этим ребятам, которые устроили вечеринку,
пришлось основательно подсуетиться?
Не говоря обо всем прочем, они ухнули на это уйму денег,
так?
— Ага. Им пришлось разработать для шампуня бренд,
отснять рекламный ролик, накупить подарков и напитков, снять помещение. Тут
пахнет не меньше чем миллионом.
— Вот именно. Не последнее место в этих тратах занимает
раздача примерно пяти сотен бесплатных цифровых камер, подключенных к
беспроводной сети. И зачем все это: только для того, чтобы собрать коллекцию
снимков богатеев, которые ведут себя как животные?
Я кивнул, вспомнив вспышки, исходившие со всех сторон, по
мере того как усиливался хаос. Чем больше использовалось камер с эффектом
пака-пака, тем разнузданнее становилось поведение толпы, а это, в свою очередь,
заставляло фотографировать еще чаще… Лавинообразный процесс.
— Я думаю, сегодня утром у них набралась тонна этих
снимков.
— А это наводит на мысль о таком мотиве, как
шантаж, — сказала она.
— Сомнительно, — пробормотал я, откидываясь и
погружаясь в пыльные объятия дивана. — Согласен, конечно, там у всех крыша
поехала и вели себя гости сущими идиотами, но ведь в конечном счете в этом нет
ничего противозаконного. Я что имею в виду — ну кто будет выкладывать серьезные
деньги, чтобы прикрыть двадцатилетнего юнца, перебравшего на вечеринке?
— А если политик? Может быть, там был сын какого-то
важного лица или дочка?
Я покачал головой.
— Это слишком мелкая цель, «антиклиент» мыслит
крупномасштабно. Откровенно говоря, я думаю, что они затеяли все это не ради
денег.
— А помнишь, что говорила Лекса насчет больших денег и
крутизны?
— Помню, конечно. Но из этого не следует, что
«антиклиент» видит крутизну именно в деньгах.
Джен задумалась на секунду, потом откинулась назад и
вздохнула.
— И что же ты думаешь, Хантер?
У меня перед глазами снова всплыл образ женщины, говорящей:
«Позвони мне». Рано или поздно это придется сделать, но только когда я буду
знать больше.
— Я думаю, нам нужно выяснить, кто она такая.
— Женщина на роликовых коньках?
Джен полезла в задний карман и достала четыре фотографии:
«ковбоя», лысого громилы, футуристки и отсутствующей чернокожей — все были в
черных очках для защиты от вспышек камер «Пунь-шам».
— Во всем этом хаосе сделать снимки было очень просто.
— Хорошо, что ты сообразила.
Качество было не ахти, но что мне было нужно, я разглядел.
— Она та, кого нам нужно найти.
— Почему ее?
— Это моя работа, Джен, замечать, откуда берется
крутизна. Я различаю, кто ведущий, а кто ведомый, где начинается тренд и как он
распространяется. Уже при первой нашей встрече я понял, что ты сама придумала
этот способ завязывать шнурки.
Джен посмотрела вниз на свои кроссовки и пожала плечами, признав,
что это так.
Я снова посмотрел на снимок. Женщина была настоящей
обитательницей фантастического мира клиента, места, где туфли могут летать, где
движение — магнетизм и где она представляла собой чистейшее воплощение харизмы
на роликовых коньках.
— Поверь мне, — сказал я. — Мы будем искать
не одинокого охотника за крутизной со съехавшей крышей, а целое движение. А она
— инноватор.
Глава 23
Мир тесен. Ученые это доказали.
В 1967 году один исследователь по имени Стэнли Милгрэм
попросил несколько сот человек в Канзасе попробовать отправить посылки
произвольно выбранным «мишеням» — незнакомцам в Бостоне. Канзасцы могли
отправить посылку любому человеку, которого знали лично, кто мог потом передать
ее любому, кого он знал лично, и так далее, пока не раскрылась цепочка друзей
между Канзасом и Бостоном.
Посылки поступили к «мишеням» гораздо быстрее, чем кто-либо
ожидал. Среднее количество передаточных звеньев между началом и концом цепи
составило пять-шесть человек, и это вошло в историю как «шесть уровней
разделения». (Или шесть степеней любимого актера моей мамы.) В нашем тесном,
маленьком мире (фактически в нашей действительно маленькой стране) вы всего
примерно в шести рукопожатиях от идеального возлюбленного, которого так и не
встретили, или от наиболее презираемой вами знаменитости.
Так вот, если весь огромный мир настолько мал, то мир
охотников за крутизной и вовсе микроскопичен. Если предположить, что наши с
Джен соображения верны и «антиклиент» — это группа охотников за крутизной,
сомнительно, чтобы между мной и отсутствующей чернокожей пролегало больше пары
рукопожатий.
Хитрость заключалась в том, чтобы найти те самые руки,
которые нужно пожать.
* * *
Но сперва нам пришлось отправиться в химчистку: рубашка,
брюки, галстук — все это, чтобы получить назад деньги, следовало вернуть в
магазин в идеальном состоянии. Приемщик, получив эту одежду, принялся отцеплять
всю чертову уйму пришпиленных ярлычков.
— Ты носил эти шмотки?
— Ну.
— Хм.
— С ярлычками?
— Да.
— Хм. Хм. Ярлычки нужно снимать.
— А.
— Хм. Хм. Хм, — пауза. — У тебя красные руки?
— Да.
— Вы можете починить этот пиджак? — вмешалась в
наш содержательный разговор Джен, за чем последовала долгая, выразительная
пауза и печальное покачивание головой.
Я воспользовался случаем, чтобы сгрести ярлычки красными
руками и засунуть их в карман.
— Нет. Починить не можем.
Джен убрала пиджак обратно в свою сумку, аккуратно сложив из
сугубо этических соображений: уважение к покойникам.
— Не переживай, Хантер. Я посмотрю, что можно сделать.
Приемщик посмотрел на Джен и снова покачал головой.
* * *
