– Располагайтесь, – омоновец развернулся к выходу.
– Вы для кого все это готовили? – спросил Антон.
– Для вас, – спокойно ответил тот и вышел.
Антон бросил на пол баул и рюкзак, подозвал из коридора Туманова:
– Опустить светомаскировку на окнах, распределиться по кроватям и назначить охрану. До утра отдыхаем.
Глава 3
В себя Крайнов пришел почти сразу, и опять же от боли. Сверху на него свалился Оливер Вольф.
– Ты что дэлаешь?! – послышался откуда-то издалека возмущенный крик. – Спэциально бросаешь, чтобы умер?!
Крайнов узнал голос вошедшего в кошару главаря банды. На душе стало еще тоскливей. Совсем недавно он лично руководил операцией по ликвидации отряда, которым командовал старший брат Халида. Сам допрашивал его перед тем, как передать дела в прокуратуру. Наверняка Байханов-младший уже знает, что за птичка оказалась у него в руках. Виктор Александрович даже допускал мысль, что бандит спланировал и провел эту операцию только с целью свести с ним счеты.
– Они нам живой нужен! – раздался крик уже над самой головой. – Можно немного инвалид сделать, но живой, ты меня понял!
Ронни Фогля, Биргит Герг и российских журналистов уже спускали по специально установленной лестнице.
Когда все оказались на дне ямы, сверху опустили решетку. Загремела цепь. Послышались звуки запираемого на ключ замка.
Превозмогая боль, Крайнов перевернулся на живот, потом встал на четвереньки и наконец сел, прислонившись спиной к земляной стене.
Неожиданно Ронни Фогль быстро заговорил на немецком:
– Господин полковник, – дождавшись, когда глава рабочей группы умолкнет, шмыгая носом, приступила к переводу Биргит Герг. – Ронни Фогль хочет знать, когда нас найдут. И вообще, он требует объяснений…
Крайнова охватила злость:
– Мы можем провести здесь несколько дней, а можем жить до глубокой старости, – он дождался, когда немка бойко переведет сказанное, и продолжил: – А объяснение простое: боевики обратили внимание, что вы суете нос в каждую щель, вот и воспользовались чрезмерным любопытством делегации.
– Вы сказали – до старости, – растерянно проговорила она. – Разве такое может быть?
– Может, – раздался откуда-то из темноты хриплый мужской голос.
Все испуганно посмотрели в том направлении.
Едва передвигая конечностями, словно из преисподней, к ним подползло некое подобие человека. Обросший, со спутавшимися, висевшими клочьями волосами, покрытый струпьями, с немного диковатым взглядом мужчина с интересом посмотрел сначала на Крайнова, потом на немцев.
– Ты кто? – морщась от запаха нечистот, спросил Крайнов.
– Лаптев Иннокентий Петрович, – представился мужчина и сел.
– Военнопленный? – нахмурился контрразведчик.
– Нет, строитель.
– А здесь как оказался?
– Двенадцать лет назад, в Майкопе, строил одному адыгейцу дом, – гулко кашлянув, вздохнул он. – Когда пришло время рассчитываться, он меня в курятник закрыл. А ночью приехали чеченцы, которые за триста долларов меня купили. Вот и все.
– Значит, раб?
– А кто же еще, – усмехнулся новый знакомый. – Если не хуже.
– Ужас, – впервые за все время подала голос Тихонова.
– И что, все это время вот так вот и живешь? – с испугом спросил Павлус.
– Это уже четвертые хозяева, – покачал головой мужчина. – Они то перепродают, то просто к родственникам отправляют.
– А чем здесь занимаешься? – спросил Крайнов.
– Котлован рою под новый дом.
– Бежать не пробовал?
– Дважды, – пленник оттянул ворот замызганной военной куртки, показывая грудь. Даже в сумерках было видно множество шрамов и ожогов. – Били и просто издевались, – прокомментировал он. – У меня все тело такое. Правый глаз почти ничего не видит, зубов осталось только четыре. А в Майкопе у меня семья. Жена, два сына и дочь. Наверное, уже отчаялись искать…
– Все время в яме живешь?
– Нет, – он замотал головой. – Иногда в сараях, просто в кошарах. Особенно зимой. С баранами теплее. Только цепью за ногу приковывают, и все.
– А здесь что?
– Наказали, – он с опаской посмотрел наверх и перешел на шепот. – Я на летней кухне, во дворе, печь чистил, а хозяйка тесто в тазу оставила, только тряпкой накрыла и отошла. Украл немного…
– Боже мой, – почти простонала Тихонова и, обхватив колени руками, уткнулась в них лицом.
В яме было сыро и прохладно. В сочетании со стрессом это повлияло на то, что всем, как по команде, захотелось в туалет. Однако некоторое время никто не подавал виду. Первой не выдержала Тихонова:
– Позовите кого-нибудь, – ее голос, слегка надломленный, Крайнов едва расслышал. – Пусть выведут.
– Э-э, красавица, – прохрипел абориген, догадавшись, чего хочет журналистка, – даже и не мечтай. Вон там у стены ведро с веревкой. Иди, мы отвернемся.
После Тихоновой ее примеру последовали все немцы. Стыдливо пряча взгляд, вернулась на свое место Биргит.
– Шайзе
[2]
! – сжав кулачок, она потрясла им над головой, словно сверху кто-то мог ее видеть.
На улице темнело. Здесь, в яме, уже невозможно было разглядеть даже поднесенную к лицу руку. Страшно хотелось есть, но особенно мучила жажда.
* * *
– Эй, хавчик лови, да! – гнусавый голос боевика, который на протяжении трех суток утром и вечером приносил еду, заставил Крайнова поморщиться и посмотреть вверх.
Сегодня, погруженный в свои мысли, он задремал и даже не услышал, как чеченец подошел к решетке.
Сверху упал сверток. Как всегда, в нем был хлеб, небольшой кусок сыра, пучок зелени и несколько яблок. В пластиковой бутылке из-под минеральной воды – чай. Можно сказать, что пленников кормили по-божески.
За все время яму покидал лишь Лаптев. Сначала он выбирался сам, затем, подняв при помощи веревки ведро с испражнениями наверх, уносил его под присмотром одного из боевиков и спустя некоторое время возвращался. С его слов, прямо за садом, который начинался сразу за хозяйственными постройками, был лес. Как называется село, он не знал.
Немцы за это время заметно приуныли. Все, кроме Крайнова, простыли и сильно кашляли. Ночью было холодно. У Вольфа воспалилась на руке рана.
– У меня подружка похудеть мечтает, – разворачивая ужин, заговорила Тихонова. – Вот бы ее сюда. – Она взяла бутылку с водой и протянула Крайнову. – Плесните, я ополосну руки.
Поделив сыр и хлеб на равные части, она сделала себе нечто вроде бутерброда, украсив его пучком кинзы, и уселась к стене.
