Когда Малахов подъехал к фитнес-клубу, Наталья уже ждала его на выходе.
– Почему так долго? – грубо спросила она, усаживаясь рядом. – Я целый час тебя жду.
Он бросил взгляд на часы и рассмеялся:
– Вообще-то час назад я тебя только подвез сюда. – Однако почти сразу он сделался серьезным. – Никак волнуешься?
– А как по-твоему? – фыркнула она. – Я, может быть, последний день сегодня живу!
– Ладно, хватит тебе скулить, – он улыбнулся. – Главное, ты не должна выдать своего волнения. Постарайся меньше попадаться Бобру на глаза, а то не дай бог заметит и что-нибудь заподозрит. Неплохо попробовать его подпоить, но это уже сама смотри, по обстановке. Без четверти двенадцать тебе позвонят.
– Кто? – встрепенулась Пешехонова.
– Неважно, – махнул он рукой. – На тот случай, если по каким—то причинам трубку возьмет Бобер, звонок будет от знакомой одного из моих парней. Она уже проинструктирована. Представившись твоей подругой Катей, живущей двумя этажами выше, она попросит тебя подняться к ней на пару минут. Одеваться не надо. Домашние тапочки, халатик. Захлопнешь дверь и поднимешься на площадку выше.
– А если он не захочет оставаться один?
– Сделай так, чтобы захотел, – ответил Андрей. – Я его сегодня смог убедить, что он в полной безопасности и брать с собой еще и охрану не стоит. А убедить побыть пару минут одному – пустяки. Да он наверняка к этому моменту спать уляжется, – усмехнулся Малахов, напоминая Наталье о слабостях ее родственника.
* * *
Антон, после встречи с Горяиновым на кладбище, направился к дому Пешехоновой. Остановив машину напротив него, он принялся ждать. Цели наблюдать за подъездом он себе не ставил. Не было смысла. Из окружения Бобра он знал в лицо лишь несколько человек. Это Лучок, Пасик и Волына, да и то встречаться с ними не собирался. Среди изредка заходивших в подъезд людей их не было, как не было и гарантии, что кто-то из них не те, кто будет его здесь поджидать.
Сейчас целью его приезда было обратить на себя внимание. Убедить Боброва, что он клюнул на их уловку и не подозревает о ловушке. Одновременно это снимет и подозрение с Горяинова в ведении двойной игры.
Он не собирался этой ночью заходить в квартиру Пешехоновой, а лишь пытался убедить противника, что намерен это сделать. Планы Филиппова были намного проще: войти в подъезд и незаметно покинуть его после звонка Горяинова на сотовый о том, что бандиты сдержали слово и выпустили ребенка.
Появление во дворе джипа Малахова не особо его удивило. Вышедший хозяин никелированного заокеанского чуда бросил по сторонам осторожный взгляд, задержав его на «Опеле» Филиппова, и открыл заднюю дверцу. На свет божий собственной персоной выбрался не кто иной, как Бобров. Не задерживаясь, он сразу исчез в дверях.
«Понятно, – усмехнулся про себя Антон, – решил лично присутствовать при допросе с пристрастием и казни».
Не сомневаясь в том, что его уже заметили, он завел машину и выехал со двора.
Оставалось выбрать, по какому варианту действовать, чтобы покинуть подъезд. Можно было, поднявшись на седьмой, самый верхний этаж, уйти через крышу либо воспользоваться подвалом. Предполагая такой исход событий, он еще вчера, после разговора с Горяиновым, провел разведку дома. Вооружившись монтировкой, спрятанной в рукаве куртки, в разгар рабочего дня, когда мало людей остается в своих квартирах, он сорвал замок с двери подвала и повесил свой, специально купленный. Чердачное же помещение не запиралось вообще.
Если воспользоваться подвалом, рассуждал он, можно выйти через одно из вентиляционных окон, похожих на амбразуры дотов. Стекол на них давно не было, и все они были заколочены либо фанерой, либо кусками проржавевшей жести, оторвать которую не составляло труда.
Аналогично дела обстояли и с крышей. Уйти, воспользовавшись этим маршрутом, можно было так же легко. Чердачные перегородки были весьма условны и имели между собой проходы, двери на которых отсутствовали. Выход же на лестничную площадку верхнего этажа самого дальнего подъезда не имел даже крышки люка.
Однако этот вариант мог быть обречен на провал, если Бобров оставит кого-нибудь для страховки этажом выше квартиры Пешехоновой. По крайней мере, он поступил бы именно так на его месте.
Антон не сомневался, что опыт двух закончившихся неудачей попыток пообщаться с ним учтен недругами и они подтянут сюда столько народа, сколько в состоянии будут спрятать.
Убедившись в отсутствии слежки, он повернул в сторону дома, где накануне снял комнату, решив остаток дня посвятить отдыху.
* * *
Филиппов подошел к дому Пешехоновой ровно в полночь. Еще издали он заметил одиноко стоящий недалеко от ее подъезда старенький «жигуленок». По серебристому отсвету конденсата на стеклах и просевшим амортизаторам Антон догадался, что внутри него сидят люди.
Он обошел дом вокруг. В двух окнах нужной ему квартиры горел свет. Антон мысленно представил себе план расположения восьми комнат, который накануне набросал на листке карандашом Горяинов. Согласно той схеме, это был рабочий кабинет покойного предшественника Боброва.
Вообще-то, если судить о квартире по общепринятым меркам, Пешехонов был непривередливым человеком и не гнался за роскошью. Выкупив в свое время две четырехкомнатные квартиры и переделав их в одну, он так и остановился на этом. У него не было даже дачи, не говоря уже об огромных, похожих на дворцы, коттеджах, которыми мог похвастать любой бизнесмен его уровня. Даже его зам переплюнул своего шефа, отгрохав два загородных дома. Своими глазами их Антон не видел, но, по рассказам Навродского, наворотов там хватает.
Выйдя с противоположной стороны дома, Филиппов вновь бросил взгляд в сторону насторожившей его машины, затем на подъезд, через который ему предстояло выйти в случае, если придется воспользоваться чердаком. Убедившись, что сидящие в машине его не смогут увидеть из-за бурно разросшихся акаций и тополей, он облегченно вздохнул. Не придется брести по щиколотку в протухшей жиже нечистот, которыми был заполнен подвал. Он глянул на часы и, зная, что его заметили, несколько раз воровато оглянувшись, вошел в подъезд. Остановившись на площадке первого этажа, он сунул руку в карман, где лежал сотовый, и принялся ждать, когда сработает виброзвонок. Звуковой сигнал он отключил, чтобы он не зазвонил в самый неудобный момент.
Лестница была плохо освещена, тем не менее с улицы через окна площадок его должно было быть хорошо видно людям, сидящим в машине. Чтобы не нервировать их, он принялся подниматься по лестнице.
Наконец, заработал телефон. Он приложил его к уху.
– Все в порядке, – услышал он голос Горяинова. – Тридцать пять.
Филиппов облегченно вздохнул. Если бы Петр Викторович не назвал цифру, это значило бы, что ребенка не отдали, а его вынудили звонить.
Он уже поднялся до этажа, на котором была квартира Пешехоновой, и собирался двигаться дальше, как вдруг почувствовал присутствие чуть выше еще одного человека. Было слышно, как он шмыгнул носом. Что-то едва слышно шаркнуло.
