– Теперь у меня преимущество, я знаю их планы…
– Антон, я понимаю, – на глазах Петра Викторовича появились слезы, – мне нет оправдания. Но я не смогу второй раз пережить то, что пережил десять лет назад.
– Понимаю. – Антон вздохнул. – Историю с гибелью вашего сына я знаю.
Глава 14
Известие о том, что Филиппов в городе, а Малахов даже сумел узнать заблаговременно номер рейса и время его прибытия, застало Боброва за обедом в собственном ресторане. Волына, принесший это, как ему казалось, радостное известие, был шокирован его реакцией. Бобер вскочил со стула, опрокинув его на пол, и, обежав вокруг стола, бешено уставился на своего телохранителя.
– Что ты сказал?! Почему его не убрали до того, как он растворился в городе?!
Волына пожал плечами:
– А никто не давал таких указаний.
От этого Бобер окончательно спятил. Схватив Волыну за галстук, он со всей своей силы влепил ему кулаком в ухо. Затем пнул стул и вылетел прочь.
Потирая ушибленное ухо, вконец растерянный Волына вышел следом.
– Что там случилось? – испуганно спросил стоящий на входе охранник и указал взглядом на трещины в стекле дверей. – Пронесся, как метеор…
Пожав плечами, Волына посмотрел на улицу.
Бобер в расстегнутом пиджаке метался перед входом, тряся правой рукой и морщась, вероятно, от боли.
Вздохнув, Волына подошел к шефу.
На этот раз, увидев его, Бобер повел себя уже более спокойно.
– Подгони машину. – Он схватил левой рукой правую за запястье и, скривившись еще больше, процедил сквозь зубы: – Я, по-моему, пальцы сломал.
Волына бросился выполнять указание.
На тот момент, когда Бобров вошел в фойе клиники, его рука распухла, приобретя лиловый оттенок, и он почти не мог шевелить пальцами. Меньше чем через час, после того как сделали рентген, хирург подтвердил перелом.
– Сильно болит? – изобразив на лице сострадание, поинтересовался Волына, когда они сели в машину.
– Да нет, – Бобер, поморщившись, потрогал лангету. – А у тебя ухо как?
Волына глянул в зеркало заднего вида и присвистнул. Несмотря на то что удар босса показался несильным, ухо заметно увеличилось и тоже посинело.
– Нехило. – Он удивленно посмотрел на Бобра и обиженно надул губы. – Так ведь убить можно.
– Давай в офис, – приказал Бобер. – Хочу с Малаховым поговорить.
Заместитель генерального при виде Боброва и Волыны встал, не столько из соображений этикета, сколько ошарашенный внешностью вошедших. Бобров со страдальческим выражением на лице придерживал загипсованную руку, а ухо его водителя-телохранителя было похоже на огромный сизый вареник.
– Что произошло? – Изобразив на лице испуг, Малахов обошел стол и приблизился к странно выглядевшей парочке. – На вас напали?
– Почему допустил появление Филиппова в городе? – Бобров побагровел.
Опасаясь новой вспышки ярости и, по-видимому, посчитав, что в соответствии с занимаемым положением ему вновь достанется больше всех, Волынкин тихонько принялся отступать к двери за спиной Бобра.
– Неужели это он вас? – удивленно проговорил Малахов.
– Ты не ответил на мой вопрос, – прорычал Александр Михайлович.
– Давайте не здесь, – испуганным шепотом предложил Андрей Николаевич. – Мало ли что…
– Слушай, я сегодня пришел к выводу, что бояться мне следует дураков и бездельников, которые у меня работают. – Бобров прошел через кабинет и уселся в кресло. – А не мифической прослушки и стукачей. Ты так и не ответил на мой вопрос, – еще раз напомнил он.
– Во-первых, в аэропорту убрать его было почти невозможно, – начал осторожно оправдываться Малахов. – Ментов – как собак нерезаных. А потом мы его потеряли. Там с рейса несколько десятков такси рвануло, в какое он сел, установить не удалось.
– Значит, мне теперь в танке ездить придется? – хмыкнул Бобер.
– Еще одно обстоятельство не в пользу того, чтобы мочить его, – это большое количество информации у ментов. Возможное убийство Филиппова однозначно будет связано с остальными, а от этого будет только хуже.
– А от чего будет лучше? – Бобров вопросительно посмотрел на Малахова. – Если меня угробят?
– Нужно не допустить возбуждения уголовного дела. Вот если он просто пропадет без вести – это уже совершенно другое положение вещей. – Малахов снял пиджак и, повесив его в шкаф, ослабил галстук, стараясь скрыть охватившее его вдруг волнение. – Мы знаем, он вернулся мстить. Поэтому будет благоразумней вам сегодня не ехать домой, а временно поселиться у сестры. На вашей квартире я намерен устроить ему засаду. Среди сотрудников распустить слух о том, что вы больны и находитесь дома.
– Думаешь, сработает? – оживился Бобров.
– Не думаю, а уверен, – сказал Малахов. – Но я не исключаю вероятности наблюдения за вашим домом, поэтому сначала придется туда демонстративно приехать, а потом незаметно исчезнуть.
– В багажнике машины? – насторожился Бобер.
– Другого выхода я не вижу, – пожал плечами Малахов. – Временный дискомфорт в багажнике лучше вечного в гробу.
– Я согласен, – немного подумав, кивнул головой Александр Михайлович. – Главное, чтобы по дороге не было никаких фокусов.
– Исключено, – категорично заявил Малахов. – Филиппов не будет пытаться напасть в пути следования. Во-первых, охрана, во-вторых, он намерен сначала побеседовать с вами.
* * *
Утро было пасмурным. По небу неслись набухшие свинцовые тучи, но дождя не было. Ветер гремел пустыми пивными банками, поднимал в воздух мусор и пыль, заставляя прищуриваться и отворачиваться. Постоянно меняя свое направление, он вынуждал Антона крутиться на месте, поворачиваясь к нему спиной. Уже прошло двадцать минут с того момента, как он подъехал на своей машине к воротам городского кладбища, а Горяинова все еще не было. Антон начал уже волноваться и вынул из кармана сотовый, когда наконец из остановившегося маршрутного такси вышел Петр Викторович.
– Опаздываете. – Антон пожал руку, протянутую для приветствия. – Что-нибудь случилось?
– Неужели что-то может быть хуже того, что уже произошло? – Горяинов грустно посмотрел на Антона и протянул ему ключи: – Это от квартиры Пешехоновой. Они посоветовали мне сказать, будто я нашел их в столе Геннадия.
До могилы Навродского дошли молча.
Надгробие еще не было установлено. Над свежим холмом, заваленным уже увядшими цветами, возвышался деревянный крест.
Антон, задумчиво постояв, поправил на прислоненных к нему венках ленты и вздохнул:
– Никогда не думал, что такое может произойти. – Он повернулся в сторону Горяинова: – Народу много было?
