– Как положено, укомплектована, – пожал плечами тот.
– Травка! – не своим голосом позвал Рустам Мансурович бандита, пятясь в лес. – Валяй сюда!
Тот повиновался.
– Ствол доставай!
– Что? – не понял тот.
– Ногу мне сейчас прострелишь, придурок! – озираясь по сторонам, громким шепотом ответил Нигматулин. – Только кость не задень. А потом пару дыр в машине сделаешь...
* * *
В полночь в доме Белоцерковского сотрясались стены.
– Кто?! Кто мог вложить?! – метался, разбрызгивая слюну, из угла в угол Подковыркин.
Полчаса назад он въехал во двор, даже не став дожидаться, когда ему откроют ворота. Полностью разбив всю переднюю часть только неделю назад приобретенной «Ауди», Григорий Яковлевич с не присущей ему быстротой влетел в дом и ворвался в кабинет Белоцерковского.
Белый сейчас полностью соответствовал своему прозвищу.
Кожа на лице была под стать листу бумаги, его заметно трясло. Рядом, опершись на трость, наоборот, раскрасневшийся, как после бани, виновато потупив взгляд, стоял Рустам Мансурович.
Только Травка едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он переборщил с дозой, и сейчас его, как он любил выражаться, «пробивало на ха-ха».
– Вы два козла! – Депутат подскочил к Нигматулину и Травке. – Почему живые?
– До последнего отбивались, – залепетал Рустам Мансурович. – Даже когда ранили... Просто милиция...
В это время его обкуренного помощника прорвало. Схватившись за живот, тот зашелся дьявольским хохотом.
От неожиданности Подковыркин шарахнулся в сторону, врезавшись всей своей массой в книжный шкаф. С полок посыпались книги. От ужаса Белоцерковский зажмурился.
– Что это с ним? – Голос перепуганного Подковыркина сделался тихим.
– Нервный срыв, Григорий Яковлевич, – нашелся Нигматулин, – он сегодня лично пять человек пристрелил...
От этих слов Травка повалился на пол и, продолжая хохотать, принялся стучать по полу кулаком.
Глядя на эту сцену широко открытыми глазами, Подковыркин неожиданно успокоился и медленно опустился на один из уцелевших стульев.
– Может, ему врача?
– Так пройдет, – уверенно заявил Рустам Мансурович.
– Пойдемте отсюда. – Подковыркину показалось, что сам демон, предвещая еще большую беду, смеется в стенах этого кабинета.
Он решительно встал и направился наверх.
В гостиной работал телевизор. Подковыркин уселся на диван и надолго задумался.
– Может, кто из охраны? – осторожно пробормотал Белоцерковский.
– Нет, – встрепенулся Нигматулин, – мои люди...
– Помолчи! – Депутат окинул его брезгливым взглядом. – Я себе не доверяю, а ты за двадцать человек ручаешься. Что известно о нападавших?
Нигматулин неопределенно пожал плечами:
– Я у врача был...
– Мне удалось узнать, – робким голосом заговорил Белый, – много жертв.
Подковыркин перевел на него удивленный взгляд и, фыркнув, уставился в телевизор.
Тем временем началась информационная передача «События. Время московское».
Первые же слова диктора заставили всех напрячься:
– Наш информационный выпуск мы открываем экстренным сообщением об очередной бандитской разборке на сто первом километре трассы Москва – Орел, в результате которой убито двадцать три человека. По предварительным данным, четырнадцать погибших – сотрудники частного охранного предприятия «Щит». Личности остальных убитых устанавливаются, но уже можно с уверенностью сказать, что они принадлежат к одной из этнических группировок...
Далее пошла картинка. Прожектор выхватил из темноты несколько изрешеченных пулями машин, десяток трупов, бок кареты «Скорой помощи»...
– Суки! – заорал Подковыркин и, схватив со столика хрустальную вазу, запустил в экран.
Белоцерковский и Нигматулин метнулись в разные стороны.
Раздался страшный грохот, и дом погрузился в темноту.
– Я такие бабки вложил! – Подковыркин с яростью топнул в темноте ногой. – Вы мне все вернете!
Вновь вспыхнувший свет заставил его на какое-то время замолчать. Одновременно в кармане пальто заработал сотовый. Торопливо вынув, он приложил его к уху.
– Слушаю, Подковыркин... Да... значит, говоришь, скрылась с места перестрелки... Где нашли? – Неожиданно лицо депутата повеселело, впрочем, на это обратил внимание только Нигматулин. Белый с сожалением смотрел на взорвавшийся телевизор. – Ну, ты меня держи в курсе дела...
А не все так плохо, – пряча трубку в карман, Подковыркин посмотрел на Нигматулина, затем перевел взгляд на Белого... – Не увели у нас груз.
– Как?! – в один голос воскликнули они.
Однако Подковыркину показалось, что в восклицании Белоцерковского проскользнули нотки досады.
– А ты не рад? – Он подозрительно уставился на Максима Петровича.
– С чего вы взяли? – ответил тот, часто заморгав.
– Груз по-прежнему у Филиппова. – Подковыркин перевел взгляд на Нигматулина. – Им удалось оторваться от погони и скрыться. Налет на колонну осуществили, по всей видимости, чеченцы.
– Если все так, как вы говорите, – Нигматулин, видя, что напряжение спало, позволил себе присесть на краешек дивана, – почему он не дает о себе знать?
– Много народу перекрошили, – Подковыркин посмотрел на него как на несмышленого младенца. – Менты, чеченцы, ФСБ – все стоят на ушах. Наверняка они где-то отсиживаются. Надо ждать.
– Не могу понять одного, – оправившись от шока, заговорил Белый, – почему их приехало трое?
– Значит, что-то не срослось, – пожал плечами Григорий Яковлевич.
Глава 14
Добравшись электричками до Зеленограда, где жил отец Лебедя, давно оставивший семью, Филиппов, Лебедь и Гуру двое суток, каждый по-своему, приходили в себя.
Гуру в первый день нажрался водки и переел так, что всю ночь не давал никому спать, издавал страшные гортанные звуки, стоя на четвереньках над унитазом.
Лебедев с «другом детства» женского пола исчез на целые сутки, оставив лишь номер мобильника.
Антон сходил в расположенную неподалеку баню, после чего половину дня потратил на смену своего гардероба.
Не имея четкого плана дальнейших действий, он не торопился звонить Родимову, а тем более Белоцерковскому.
Воспользовавшись полной беспечностью компаньонов, вывез за город один из контейнеров и, прострелив его в нескольких местах из пистолета Лебедя, ссыпал около двух килограммов алмазов. Остальное он планировал вернуть государству. «Недостающие спишем как утерянные во время боя в Заире», – перематывая контейнер коричневым скотчем, решил он.
