Учили его по разным специальным методикам, с пресловутым
двадцать пятым кадром и без. Родной речи такого внимания не досталось.
Убедились, что парень грамотный, и отстали, в филологические тонкости не
вдаваясь. Вот и вышло, что только теперь, женившись, понял Иван этимологию
слова «холостой» и уразумел, отчего небоеспособные патроны тоже так называются.
И с какой стати большущая неприятность, которая едва не случилась в плену с его
другом-соратником Борькой Капустиным, именуется холощением. Недостача, вот в
чём дело. Неполнота…
Смех и грех – лишь теперь, на пятом десятке, Иван мог не
кривя душой сказать о себе, что у него вправду есть всё. И чёрт с ними там, со
званиями, квартирами, «мерседесами» и загородными особняками, к полноте жизни
они никакого отношения не имеют. Просто взял и прибавился в его личном мире
всего один человек, и мир обрёл завершённость. Отними теперь этого человека, и
не останется у подполковника Скудина ничего. Совсем ничего.
Ребята слегка посмеивались над Иваном, когда он заделался
примерным семьянином и, по их мнению, даже слегка подкаблучником. Услышав это о
себе в самый первый раз, Кудеяр возмутился. Но после, остыв, понял, что так оно
на самом деле и есть, и более того – ему нравится. И никаких перемен, никакого
возвращения в якобы вольный, но незавершённый холостой мир он вовсе не хочет.
Отжав над раковиной губку, Иван вновь намылил её и принялся
оттирать с клеёнки застарелое, невыясненного происхождения пятно, одновременно
слушая, как Марина в прихожей разговаривает по телефону с отцом.
– Ну и что? – спросил он, когда она повесила
трубку и вернулась на кухню. – Грозен?
Про себя он считал, что проблему отцов и детей выдумали
идиоты. На самом деле нет никакой проблемы. Есть лишь обычное
неумение-нежелание поставить себя на место другого. Вообразить себя молодым
или, наоборот, старым. Посмотреть на вещи чужими глазами. И, может быть,
уступить…
– Вначале рычал, аки скимен. – Маша криво
улыбнулась, пряча за шуткой неловкость, с недавних пор возникшую в её
отношениях с отцом. – Потом сменил гнев на милость. В общем… ждёт сегодня
к обеду.
– Ясно… – Скудин в который раз сунул губку под
кран. Подозрительное пятно нипочём не желало оттираться. – В котором часу?
Вообще-то на сегодня у них с Машей была запланирована
загородная поездка с купанием, но Иван не стал о ней упоминать. Сам он вырос с
родителями и бабушкой и полагал, что не следовало ставить молодую жену перед
выбором «либо он, либо я». Отец есть отец.
Мойка у него на кухне была самая современная, из нержавейки.
Прежняя, сугубо отечественная, доставшаяся ему вместе с квартирой, была
страшней атомной войны, и он её тут же сменил. Новая страдала хронической
непроходимостью, через два дня на третий вызывавшей фундаментальный засор. Иван
полагал, что мойка была изначально снабжена неподходящим сифоном, но, как
водится, проверить и исправить это руки не дошли и поныне. Вот и теперь
мутно-мыльная вода лениво кружилась над отверстием слива, не торопясь убегать.
Скудин потянулся было за вантузом, но на сей раз хватило и морального
устрашения. В недрах мойки испуганно всхлипнуло, чавкнуло, икнуло… и вода резво
закрутилась воронкой.
– То-то, – буркнул Иван и отправился перекурить на
балкон. – Марьяна! – окликнул он погодя. – Ты Жирику давала?..
Что-то матюгов не слыхать, не помер ли с голодухи?
– Давала, давала, утром ещё, – отозвалась Маша из
комнаты. Она стояла перед зеркальной дверью платяного шкафа и пыталась
сообразить, вызовет или не вызовет её внешний вид какие-нибудь нарекания с
папиной стороны. – Спит как миленький. Тихий час у него.
Жириком они окрестили здоровенного говорящего попугая,
случайно залетевшего в форточку. Маша обошла весь дом, а потом, озираясь – как
бы кто не застукал за осквернением очередной водосточной трубы – всюду
расклеила объявления о «потеряшке». Небось чей-то любимец, да и денег в
зоомагазине такие стоят немалых. Увы, никто так и не откликнулся, и сугубо
временное проживание в их квартире «птицы-говоруна» грозило, как всё временное,
сделаться постоянным.
Имя пернатому они дали в честь видного российского политика.
А что? Оба южных кровей, оба кичливы, драчливы и языкасты. Правда, по части
ругани «попка» все же, наверное, поотстал, хоть и знал с полсотни
звукосочетаний на редкость скабрёзного свойства и мастерски использовал их в
различных жизненных коллизиях. Ещё в квартире обреталась… нет, не кавказская
овчарка, вроде бы соответствовавшая имиджу Скудина, а – крыса. Декоративная. То
есть белая с тёмно-серой отметиной на холке. Снабжённая фирменным сертификатом
о непредставлении ею угрозы в плане холеры и чумы. Хвостатая была умна, носила
кличку Валька, за обе щёки лопала «Педигри пал» и для поддержания формы бегала
в колесе. Жирик держался вольноопределяющимся, летал где хотел, спал где
придётся, столовался где дадут, гадил где приспичит… и по ходу дела громко
ругался ужасными словами.
– Миленький?.. – Иван в задумчивости посмотрел на
обои, обрызганные будто известью с мастерка, и решил быть оптимистом: – Хорошо,
что коровы не летают.
Однокомнатная квартира, которой отечество пожаловало его за
двадцатилетнюю безупречную службу, имела место в «точечном» доме на улице
Тимуровской, там, где её рассекает пополам Светлановский проспект. Если кто не
знает – это в одном квартале от северной границы Санкт-Петербурга. Двести
метров – и добро пожаловать в Ленинградскую область. Из окон третьего этажа
видны поля совхоза «Бугры». И сам дом хорошо виден с горки, когда подъезжаешь к
городу по шоссе… Только с появлением Марины Иван стал воспринимать свои
квадратные метры действительно как дом. До тех пор было – так, очередное
(сколько их он видал!) обиталище, которое, может быть, предстоит завтра
покинуть, да и не больно-то жалко. Теперь…
Да. В правильной семье, то есть построенной на доверии и
любви, не бывает проблемы отцов и детей. Там не отменяют поездку на пляж,
потому что надо срочно мириться с отцом. Но правильные семьи не образуются по
волшебству. Их надо выращивать.
«Ах, лето красное, любил бы я тебя…» В душном воздухе
жужжали мухи, наглые, разъевшиеся, отливающие зелёным. На близком, хорошо
просматриваемом балконе загорала девица, безуспешно (насколько знал Скудин)
мечтавшая о карьере фотомодели. Результат насилия над организмом был костляв,
неаппетитен и отчётливо напоминал бледную поганку. «Тощие ключицы фройляйн
Ангелики меня не волнуют…» – брезгливо покосился Иван. От кого-то когда-то он
слышал, будто манекенщиц, ни дать ни взять вчера сбежавших из Бухенвальда,
продвинули на подиум «голубые» кутюрье, одержимые образом недоразвитого
подростка. А что? Кого ещё могут вдохновить сорок восемь кило при росте под сто
девяносто?.. Ко всему прочему, девица загорала «топлес», сиречь без лифчика, в
одних неопределённо-серых, застиранных трусиках. Видимо, полагала, что на
балконе «не считается». Так иные дамы вполне зрелого возраста, выйдя в чахлый
сквер, стелют на траву одеяло и разоблачаются до нижнего белья, чтобы улечься
на солнышке. Не до купальников, а именно до розового «семейного» бельеца. И
нипочём не желают слушать милиционера, когда тот пытается оградить общественную
нравственность. Они «на природе» – стало быть, «не считается»…
