Костяной надвинулся как-то неожиданно, словно идущий
встречным курсом огромный авианосец, закамуфлированный от посторонних глаз
лесом. А может, не врут саамские легенды и он в самом деле способен плавать по
водам, направляемый волей владычицы Сациен?
– Глеб, глуши мотор, – за кабельтов
[110]
до острова приказал Иван и хмуро взялся за вёсла. А когда ткнулись в песок,
первым делом бросил на берег монетку. Жёлтенькую, как полагалось. Может, и
предрассудок, только на душе как-то спокойней…
Костяной горбился над водой скалистым хребтом. Не зря
говорят саамы, что виден он с любой точки озера. Вот его Эдик и высмотрел.
Волны легонько бились о замшелые камни, и больше ничего не нарушало святой
тишины – ни птичьи голоса, ни цоканье белки, ни лосиный рёв. Даже ветер,
казалось, на остров не залетал. А если и шевелил ветви деревьев, то совершенно
беззвучно.
– Весёленькое место… как в гробу. – Глеб
непроизвольно понизил голос. Вытащив лодку, указал на следы, едва заметные
между осклизлых камней. – Смотри, командир! Свежие.
Тут же неподалеку отыскалась и лодка, упёртая Эдиком.
Небольшая, с электрическим моторчиком – только в Пионерских прудах плавать…
– Вот клоун! – ещё больше помрачнев, Скудин первым
полез через древние валуны. – Верной дорогой идём, товарищи… К чёрту на
рога…
Действительно, чем дальше от берега, тем больше на земле
становилось рогов. Они были сложены на первый взгляд безо всякого порядка, и
лишь затем становилось понятно, что порядок здесь очень даже был, но совершенно
особый, понятный лишь нойдам – тем из них, кто до сих пор приносил жертвы духам
и тем регулировал извечный ход жизни.
– Как здесь неуютно… – Звягинцев передёрнул плечами,
зачем-то оглянулся, поставил палкой точку на мху. – Того гляди избушка на
курьих ножках появится!
Он тоже непроизвольно понижал голос до шёпота, хотя был не
из робкого десятка и к тому же потомственный атеист.
Иван привычным жестом тронул кобуру «Гюрзы» – не удержался,
прихватил в дорожку. Древние были правы: хочешь мира, готовься к войне. Ствол,
кстати, был не маркированный, сугубо «левый» – Гринберг, как обычно, по случаю
прикупил в городе Климовске.
[111]
Буров промолчал, вздохнул и
глубоко в душе пожалел, что не взял «Светлячка». Его не покидало чувство, что
кто-то невидимый пристально смотрел ему в затылок.
Скоро едва заметная тропинка пошла в гору, лес внезапно
расступился и открыл вид на идеально круглую поляну, густо усеянную валунами и
пирамидами-святилищами, искусно сложенными из оленьих рогов. В центре у
векового обглоданного, временем сейда горел весёлый костерок. Эдик,
расположившийся возле, не сводил мутных глаз с ведёрка, висевшего над огнём.
Дымные языки лизали молитвенный камень, чёрное варево пёрло из посуды,
распространяя ядрёный, безошибочно узнаваемый чифирный дух.
– Ну, жизнь… – обжигаясь и капая себе на штаны,
Эдик снял ёмкость с огня, зачерпнул кружкой, дуя, поднёс к губам… и вдруг,
вздрогнув всем телом, вылил дымящуюся жижу себе на куртку.
Увидел Скудина.
Иван, тихо свирепея, взял его за ворот. Поднял. Встряхнул:
– Где терьер?
– Я те чё, Карацупа
[112]
при вашем
кабсдохе? – Эдик издевательски скривился, не сводя тупого взгляда с
курящегося ведра. – Сексует где-нибудь. Гон у него. И ваще, я здесь по
делу. Буду регистрировать фирму «Рога и копыта». Вишь, сколько добра вокруг
пропадает? Как всегда, на золоте сидим, а использовать…
– Кнопик! Ко мне! – отчаянно закричал Звягинцев.
Он ждал, что в лучшем случае откуда-нибудь издали отзовётся слабенький визг,
но, по счастью, ошибся. Пёсик выскочил на поляну стремглав и сразу бросился к
хозяину, сходя с ума от радости, что тот наконец появился. Он был взъерошен,
измаран в грязи и поджимал хвост. Он опять был явно напуган – и это при том,
что все справочники по собакам приписывают терьерам удивительное бесстрашие!
– Насчет копыт это ты точно заметил. Скоро ими
накроешься… – Скудин на весу передал Эдика Бурову, кажется, это у них уже
входило в привычку. Как и последующее вытирание рук о штаны. – За срыв
экспедиционного дня ответишь по всей строгости. Если доживешь.
Он не торопясь, под истошный крик генералёнка, залил чифирём
костёр. Мрачно осмотрел закопчённый сейд, изгаженную поляну… Вздохнул.
– На месте духов, – сказал он, – я бы не
простил.
Буров и Лев Поликарпович молча с ним согласились.
Быстро, стараясь поменьше оглядываться, вернулись на берег.
Взяли на буксир Эдикову лодчонку, отчалили… Ровно застучал патентованный
«Меркури». Остров начал постепенно уменьшаться в размерах. Из авианосца
превратился в линкор, затем в крейсер, наконец в подводную лодку, та начала
потихоньку погружаться…
«А может, пронесет, чем черти не шутят…» Иван взглянул на
кромку берега, с тоской подумал было о куреве, и в это время лодка вздрогнула,
мерный стук «Меркури» оборвался. От наступившей тишины даже зазвенело в ушах.
– Налетели на что-то. Камень, или, может,
коряга… – Глеб попробовал запустить мотор. Тщетно. Прищурившись, он быстро
взглянул на Скудина. – А впрочем… на этой глубине… Очень странно.
Иван не ответил. Он смотрел на небо, где начало происходить
нечто малопонятное. Вопреки всем физическим и метеорологическим законам над
Костяным вдруг неизвестно откуда возникли тучи. В кино, когда надо изобразить
пришествие потусторонних сил, такие создают с помощью компьютерных
спецэффектов. А тут всё происходило вживую! Вскипая, словно в адском котле,
тучи стремительно разошлись вдоль всей линии горизонта, налились грозовой
фиолетовой тяжестью и стали быстро затягивать небесную синеву. Путь их был
отмечен сверканием молний и сплошной сиреневой стеной дождя.
– Пошла потеха! – Скудин схватился за вёсла,
бешеным гребком взрезал всё ещё безмятежную поверхность озера. – Глеб,
режь буксирный конец! Мотор на дно!
– Есть, командир, – откликнулся тот. Всё лишнее
тут же отправилось на игрушки лопарским водяным духам, однако стихию это не
умилостивило и не остановило. Она надвигалась со скоростью курьерского поезда.
Потом налетела – и началось. Кто это сказал, что девятый вал бывает только на
море?
«Упавший» с острова шквал мигом развёл волну – лихорадочно
частую, с белыми барашками на гребнях. Лодку крутило, вертело, захлёстывало и
несло куда-то в совершенно неведомом направлении – и берег, и все прочие
ориентиры мгновенно скрылись из глаз. И всё это под ураганный рёв, лиловые
сполохи молний и крупнокалиберный, яростно лупцующий ливень.
