– Россия – родина «Кама-сутры». – Виринея зевнула
и закурила. – Отвали, Додикович, достал.
Пришлось отвалить. Женя перебрался на другой валун и стал
смотреть, как Глеб с Иваном, раскупорив «Светлячок», после некоторой возни
извлекли из него тоненький зеленовато-голубой луч. На ярком солнце этот луч был
почти незаметен, но дырочку в подставленном булыжнике проплавил безо всякой
натуги. Женя не заинтересовался. Изменять родному «Вампиру» с новомодной
игрушкой он всяко не был намерен. Баловство. Сплошная демаскировка…
Полчаса пролетели очень быстро.
– Подъём! – скомандовал Скудин.
Опять пришлось лезть в гору, причём, по закону стервозности,
эта новая гора была существенно круче Чёрной тундры. Зато скоро выяснилось, что
если на море, согласно приметам, женщина приносит неудачу, то над его уровнем
дело обстоит совсем наоборот. На полукилометровой высоте, на голом гребне, где
даже сосны отчаялись уцепиться за скалы, Виринея нашла огромный дольмен.
[105]
Он напоминал скворечник из тщательно обработанных каменных
плит. Такие обычно устанавливают в местах пересечения подземных потоков. А
значит, появлялся шанс найти проходы в недра горы!
– Работаем! – Звягинцев, оставшийся было внизу
ждать результатов, мигом забыл про покалеченную ногу и на удивление быстро
присоединился к молодёжи. Альберт азартно вытащил рамки, Веня с Виринеей
включили аппаратуру…
Увы.
Всё повторилось в точности как на Чёрной тундре. Сейсмоволны
оказались бессильны. Гравиметр показал наличие пустот на небольшой глубине:
бери лом и долби, может, что-то найдёшь. Альбертовы рамки заставили его усомниться
в своих способностях экстрасенса. Остальные замеры дали аналогичные результаты:
несколько повышенная по сравнению с фоном радиация и интенсивное излучение
потока магнитной энергии. И ради этого они пёрлись в гору, таща на себе
центнеры приборов?..
Привал сделали в холодке, у мощного снежника, не
истаивающего даже в самое жаркое лето. Из-под толстого грязно-белого панциря
вырывался бурный ручеек и, журча, играя на солнце, сбегал по скалам вниз, к
священному озеру. Вода в ручейке была холодная и прозрачная, как горный
хрусталь.
На «Шмеле» вскипятили чайник, развели лапшу-трёхминутку,
разогрели тушёнку… ели, впрочем, без обычного весёлого трёпа, настроение было
не то. Лев Поликарпович вряд ли замечал, что именно жуёт: мыслил, анализировал
ситуацию. Молодые учёные откровенно переживали, спецназовцы тактично не
показывали виду, что им было, в общем-то, наплевать. Кудеяр, если можно так
выразиться, вовсе пребывал в другом измерении. Знать, вчерашний разговор с
бабушкой не прошёл для него даром: этой ночью ему вновь приснился страшный и
мучительный сон. Лабораторный зал, охваченный удушливым пожаром… Маша,
почему-то на верхотуре железного шкафа, отбивающаяся от огня свёрнутым рабочим
халатом… И стеклянная стена, не дающая Кудеяру к ней подойти… Господи, какой пожар,
какой рабочий халат, если через миг после взрыва уже не было совсем ничего,
кроме сажи на потолке?.. Иван давно привык взвешивать свои сны на предмет
скрытых сигналов подсознания, а потом выкидывать из головы. Это был явно не тот
случай. И звучали, звучали в ушах слова вещей бабы Томы: «При живой жене… не
прервётся род Скудинский…»
Ох, Маша…
– Ну? Двести двадцать? – Гринберг допил чай и
жизнерадостно улыбнулся Виринее. Тут же всё понял и отправился за толщу фирна
[106]
отлить. Расстёгивая штаны, Евгений Додикович цинично
подумал, что надо было прибавить после паузы: «…тысяч». Усмехнулся и принялся
мочиться на девственно белый снег. Природная наблюдательность, отточенная
спецобучением, не оставила его даже во время этого сакрального акта. Закончив,
он присел на корточки, внимательно присмотрелся… и, встав на четвереньки, без
мыла ввинтился в узкую и наверняка опасную щель под тяжёлым смёрзшимся
панцирем. Будь эта сопка посещаемой туристской достопримечательностью, возле
щели наверняка красовалась бы запретительная табличка на основных европейских
языках. Однако капитан Грин хорошо знал, что делал. Через мгновение из-под
толщи снежника донёсся его ликующий вопль:
– Ну, бляха муха!!!
Прибежал народ. Осторожно расширив щель, залезли внутрь и
немедленно остолбенели. Ледовый панцирь лежал на полуразрушенных стенах,
образующих анфилады помещений явно искусственного происхождения. Сквозь
полупрозрачные своды пробивались солнечные лучи, дробившиеся в ледяных
кристаллах на все цвета радуги. Настоящий сказочный дворец, хоть фильм снимай
про Снежную королеву!
– «Счастье есть! Его не может не быть!» – в восторге
процитировала Виринея. Евгений Додикович, приблизившийся было на критическое
расстояние, был ею немедленно послан перетаскивать аппаратуру.
Очень скоро в одном из залов отыскался глубокий и сухой
колодец. Он был идеально круглым по форме и насчитывал метра полтора в
диаметре. Казалось, кто-то пробурил скалу огромным сверлом, установленным
строго по вертикали.
– Ага! Геоактивная зона! – Держа в руках рамки,
Альберт стал описывать круг около колодца… и в какой-то момент замер на месте
от изумления. – Ни хрена себе поле-то!
Рамки бешено крутились, порываясь утянуть с собой его руки.
– Попрошу гравиметр! – У Звягинцева был вид
охотника, взявшего на мушку редкую дичь. – Включайте сейсмограф!
…И опять без толку. Ортодоксальные методы почему-то терпели
полное фиаско, горные недра прочно блокировала явная чертовщина, оказавшаяся не
по зубам академической науке. Скрепя сердце начали действовать по старинке,
дедовскими методами.
– Как сказал мой оппонент на кандидатской защите, –
проворчал Лев Поликарпович, – накрутили зачем-то техники, когда
диссертацию с одним термометром можно написать…
Для начала в колодец бросили камень, собравшись по времени
падения вычислить глубину. Не получилось. Никаких звуков – булыжник канул, как
в вату. Посветили вниз фонарём… Луч словно увяз в непроглядной темноте, не
достигнув дна. Фонарь, между прочим, был фирменный, с галогенной лампой и
отличной фокусирующей линзой, бивший весьма далеко… Кончилось дело тем, что
Гринберга обвязали верёвкой, дали в руки видеокамеру и стали малой скоростью
спускать вниз, время от времени спрашивая:
– Женя, ну как?
– Кверху каком, – ворчал Евгений Додикович, –
не видно ни шиша.
Альберт кусал губы, вспоминая своё горно-туристское прошлое:
он полагал, что в таинственный колодец следовало бы спуститься ему, но его
кандидатуру не стали даже рассматривать, и Альберту было обидно.
