Грозный егерь Данилов, только что хватавшийся за ружьё,
сделался задумчив и тих.
– Суров ты, Ваня, стал, однако… Ну здравствуй, что
ли. – Корявые пальцы старика тронули широченный прямоугольник орденских
планок на кителе, голос опустился до шёпота: – Знатный был генерал, однако,
может, погорячился ты?
– Вот, дядя Степан, познакомься. – Скудин
решительно закрыл генеральскую тему: что, мол, сделано, то сделано и обсуждению
не подлежит. Он указал сааму на Звягинцева. – Это профессор Лев
Поликарпович, научный руководитель экспедиции. – Мгновение помолчал и
добавил: – Мой тесть.
Следовало сказать «бывший», но Иван не сказал. Язык не
повернулся.
– Здравствуй, Лев Поликарпыч. – Насупившись, саам
поручкался с профессором, виновато заглянул в глаза. – Не обижайся, что
орал. Старый стал, дурной. Тайболу шибко жалею. Туристы пройдут – нагадят,
геологи пройдут – нагадят. Теперь вы вот. Сдохнет эдак природа.
Что верно, то верно. На берегах священных озёр теперь можно
найти и окурки «Мальборо», и банки из-под пива, и использованные презервативы.
Склоны древних гор, словно оспинами, покрыты геологическими шурфами, и валяются
в этих шурфах не только сломанные лопаты. На реликтовых скалах видны следы
«бороздочных проб», – это когда порода для последующего анализа выбирается
по-нашенски незатейливо, при помощи зубила и кувалды. Здесь был Вася.
Прогулялся как хозяин необъятной родины своей…
– Виноваты, что можно сказать… – Звягинцев
улыбнулся через силу, махнул рукой в сторону кухни. – Позавтракаете с
нами?
– Спасибо. С утра печёнку жарил… – Данилов
покрутил носом от духа перловки и быстро повернулся к Скудину. – Что отцу
передать? Вчера видел его. Брусничный пили…
Чувствовалось, ему было неловко за свою несдержанность,
только он всегда был такой – что в голове, то и на языке. Горяч, но отходчив.
– Вечером зайду. – Скудин переглянулся со
Звягинцевым, добавил: – Вместе со Львом Поликарповичем… – И сообразил: – А
телеграмма что, не пришла? Я ещё неделю назад отбил, что приедем…
«Блин. Давно надо было им спутниковую поставить…»
– Может, и пришла, да доставить некому. Савельев в
запое, а баба его на сносях. – Саам махнул рукой и, не выпуская из рук
мундир Гринберга, стал прощаться. – Однако пойду. А генералову одежду ты
мне отдай. Свезу на Костяной, принесу духам в жертву. Может, они помогут ему
попасть в страну матери смерти.
[89]
Однако не сегодня. Духи
нынче злы, не будет удачи… – Он указал на чёрное зеркало озера, на котором
местами зеленели клочки островков, повернувшись, махнул рукой. – Не, не
будет удачи…
Легко было угадать, где находится Костяной. Поток облаков
над самым большим из островков совершенно непонятным образом делился надвое,
подобно ласточнику хвосту. Казалось, ему мешало невидимое препятствие… Чёрт
знает что такое.
Знак ангельский
Буров Глеб Георгиевич, 1958 года рождения, русский из
крестьян, личный номер Ш-565817. Чистильшик-скорохват первого класса.
Агентурные клички: Мутант, Вирус, Шкаф, Широкий. Отличный товарищ, в коллективе
пользуется уважением, чрезвычайно опасен при задержании.
В результате определённой аномалии развития феноменально
одарён физически, обладает огромной мускульной силой, поразительной реакцией и
невероятным глазомером. В полном боевом снаряжении бегает стометровку за десять
секунд, прыжком преодолевает препятствие высотой до двух метров, в рукопашной
схватке на поражение способен одержать верх над пятью-восемью тренированными
противниками. В состоянии поразить тремя выстрелами с бедра из
короткоствольного оружия подброшенную вверх консервную банку из-под шпрот.
Из служебной характеристики
…Ксении Берестовой гад-председатель отвел место для покоса на
самом дольнике, в падях. Не забыл, значит, чёрт мохнорылый, как получил на
святках от ворот поворот. Теперь вот отыграться решил, извести хочет… Кабы
только не подавиться ему. Ксения, конечно, не писаная красавица какая, да и не
девка – вдова уже, но разборчивости не утратила. Ванечка, муж её законный, с
войны не вернулся. Всего-то одна ночка у них, школьников недавних, тогда и
была, а потом ушёл он – и, как ей в письме написали, в первом же бою… смертью
храбрых. А другого суженого… Ох. Днём с огнём. Это раньше, при царе, стояло,
говорят, Мухоморово богатое, торговое и людное. И мужики были один к одному.
Крепкие хозяева, купцы да промышленники. Ставши дома из лиственницы, кровли
клали из пихтового тёса, узоры хитрые вырезали на наличниках и фасадах. Зерном
забивали двухэтажные амбары, малосолили в чанах хариуса да ленка, на зиму
мешками заготавливали пельмени, кадками ставили топлёное масло… Сытая,
вольготная текла жизнь… без продразверсток и трудодней… А по окраине в
пристройках делали оконце с широким подоконником – и ночью выставляли туда кто
кринку с молоком, кто хлебушка с салом, а кто – даже и дорогой сахар с солью.
Это для беглых. Каторжане-то при царе, говорят, всё за правду страдали, не то
что теперь, враги народа да уголовники. Протянет захожий человек с улицы руку,
возьмет незаметно кринку, напьётся… поставит на место, молча скажет «спасибо»…
да и бредет себе дальше, горемыка. И хозяева рады – дело богоугодное, для души
спасение. Потому как и сибиряки были раньше не то что теперь – щедрые были и хлебосольные,
человечные. И в Мухоморове никакого кобелины-председателя… этого уже потом,
после войны, прислали по комнабору. Не воевал, шкура. По тылам отсиделся. Не
иначе – поскольку самый ценный работник…
«Перекрут бы тебе, как колхозному бугаю…» Ксения брезгливо
улыбнулась и стала бруском править литовку: мысли мыслями, а дело делом.
Однако, едва она зашла в разнотравье и взмахнула косой, как из тайги появился
человек, одетый в брезентовую фуфайку. Он был плечист и высок ростом, однако
еле брёл, шатаясь, словно больной. Ксения пригляделась: лицо человека
обезображивала сплошная короста. Не то гнус искусал, не то… ожог? Заснул у
костра да лицом в угли свалился?..
– Бог в помощь, хозяйка… – Человек подошёл ближе,
попробовал улыбнуться потрескавшимися губами. От него пахло тайгой, дымом,
дальней дорогой. – Никак сама косить собралась? Неужто без мужика?
А глаза у него были пронзительно василькового цвета, и
взгляд, светившийся страданием, при всём том оставался твёрдым и добрым. Такой
взгляд бывает у сильных людей, много всякого повидавших.
– Спасибо на добром слове. – Ксения улыбнулась в
ответ, хотя с незнакомыми всегда была осторожна. – А что касаемо
мужика… – Тут она замялась, поправила повязанную до бровей косынку и только
махнула рукой. Потом спросила: – Вы, верно, из старателей будете?
Спросила больше для порядка, просто для того, чтобы что-то
сказать. На самом деле – сразу поняла: беглый заключённый. Однако Ксения не
испугалась, уж больно хорошие у человека были глаза. Несуетные.
