– Привет, славяне.
– Привет, – отозвался Глеб Буров, он же Вирус, он
же Шкаф, он же Гибрид, он же Мутант. Телосложением он напоминал самого Кудеяра,
но, в отличие от него, внешностью обладал удивительно мирной, домашней. Не
заподозришь, что способен хоть муху обидеть. Между тем эту самую муху он мог
сплющить ударом кулака. Да не на стенке, если вы об этом подумали, и даже не
ногой на стекле, как Оливье Грюнер в кино, – а прямо в воздухе, на лету.
– Ну что, Глебушка? – больше для порядку спросил
Иван. – Я вижу, управились без проблем?
– Дурное дело нехитрое… – Глеб виновато улыбнулся,
пожал плечами, вздохнул. – Девчонку жалко. Совсем никакая, ожоги, разрывы,
кровотечения внутренние… Медики быстро подъехали, так что жить будет… Те
четверо мужику её рёбра поломали, да неудачно, осколок печень прошёл…
– Холодный, – подытожил Капустин. – Ну и те
отморозки… За стволы зачем-то хвататься начали… Зря они это. Теперь тоже
холодные. – Он замолчал, чиркнул спичкой, закурил и добавил не
по-христиански:
– Туда и дорога.
Вид и «выхлоп» обоих вполне соответствовали занятию, в
котором Глеб сознался Кудеяру по телефону: товарищескому распитию пива. На
троих с Глебовой мамой. Два решительно неженатых боевых друга действительно
делили комнатку в коммуналке на Загородном. Мы сразу попросим читателя великодушно
воздержаться по этому поводу от каких-либо «голубых» подозрений. Всё, как
обычно и бывает в нашем Отечестве, объяснялось намного прозаичней и проще. Дело
в том, что по прибытии на жительство в Питер это самое Отечество отмерило
капитану Капустину квадратных метров в угловой квартире пятиэтажки, которую на
самом деле пора было сносить уже лет пятнадцать назад. Глеб, явившийся
проведать новосёла, только обвёл глазами чёрный от плесени потолок, заглянул в
угол на стыке стен, где упорно пытались образоваться сосульки, и дал
подчинённому на сборы двадцать минут. Больше Капустин место своего
предполагаемого жительства ни единого разу не посещал. Возможно, соседи сообща
устроили в его комнате «ледник». Ещё более вероятно – узнай они о его воинской
специальности, как пить дать, упали бы в ноги, попросили свою текущую по всем
швам, латаную-перелатаную «хрущобу» к чертям собачьим взорвать.
Капустин Борис Васильевич, капитан ГБ, 1967 года рождения.
Телосложение атлетическое, волосы тёмно-русые, вьющиеся, глаза серые. Национальность
– русский. Образование высшее: закончил втуз при Нижнетагильском медеплавильном
комбинате (заочно). Личный номер Б-681748. Эксперт-пиротехник первой категории,
мастер-наставник подрывного дела, крупный специалист по обезвреживанию мин-ловушек
различной степени сложности.
Не боится трудностей, всегда стремится на самые тяжелые
участки своей профессиональной деятельности. В общении с товарищами ровен и
выдержан. Холост, в женском коллективе пользуется уважением.
(Из служебной характеристики)
Интерес к противоположному полу и пиротехнике возник у него
с младых ногтей, причём практически одновременно. Ещё в детском садике он
влюбился в белокурую девочку Люсю со смешным хвостиком на голове, а свою первую
дымовуху – из целлулоидной расчёски, завёрнутой в фольгу от шоколадки, –
устроил в первом классе на большой перемене. Потом пошли «поджиги», заряженные
спичечной серой, жестянки с киноплёнкой – пробитые в трёх местах и взлетающие
из костра, точно взбесившееся НЛО. А также маленькие бомбочки-швырялки, одна из
которых зацепилась за перчатку и нещадно посекла новую куртку-болонью. За
куртку Борька был выпорот, после чего работал всегда без перчаток. В пятом
классе, начитавшись Циолковского, он начинил артиллерийским порохом сифон
из-под газировки, смастерил направляющие и скомандовал сам себе: «Ключ на
старт!..» Массивная ёмкость, оплетённая металлической сеткой, с рёвом
устремилась в вечернее небо. Вычертила в нём великолепный зигзаг и эффектно
возвратилась на землю. Прямо на капот ни в чём не повинному соседскому
«запорожцу»….
Время шло… В восьмом классе он научился плавить тол и, узнав
на уроке химии, что щелочные металлы бурно реагируют с водой, немедля решил
проверить это на практике. Стибрил заветную баночку и провёл эксперимент тут же
на перемене, спустив содержимое в фановую систему. Экзотермическая
[35]
реакция получилась что надо. Звук взрыва докатился аж до учительской, а унитаз
разлетелся на миллион маленьких белых кусочков. К концу десятого Борька
Капустин был уже близко знаком с милицией, что, естественно, не вязалось с
репутацией хорошего домашнего мальчика, будущего студента престижного вуза.
Пришлось подаваться на учёбу куда подальше. «Куда подальше» в России
соответствует, как известно, Сибири. Так Борька оказался на Нижнетагильском
заводе-втузе. В общаге квартирного типа. Для пиротехнических опытов на медном
комбинате обнаружилось редкостное раздолье… В общем, до диплома Капустин не
дотянул. Скажем прямо – очень драматично не дотянул. Настолько, что иного
выхода, кроме как в солдаты, попросту не осталось. И вот тут, на его счастье,
подвернулся вербовщик из госбезопасности.
В учебном центре Борькины способности расцвели пышным
цветом. Плюс бега по полной боевой, стрельба, напалм, парашют, рукопашка,
собаки. Всё это с отличием. А потом – те же самые джунгли, куда в своё время
угодил Женя Грин. Дождевые леса, буш, саванна, чёрные мамбы, жирафья лихорадка
и вирусы попугаев. А также мины, мины, мины. Всех мыслимых и немыслимых типов.
Поставленные, снятые, обезвреженные, подорванные… И как венец блистательной
карьеры – плен. Яма с дерьмом. И ножичек узкоглазой садистки, прошедшийся по
самому ценному, что у мужика есть.
Диагнозу, прямо на месте вынесенному друзьями, – «жить
и баб трахать будешь» – он сперва не поверил. Поставил на себе большой чёрный
крест и очень серьёзно захотел в петлю.
«Лейтенант, это же парный орган, – вселил надежду
врач-подполковник, делавший Борису операцию в госпитале под Рангуном. –
Понимаешь? Пар-ный… Эка беда, монохорд… Как кто? Это тот, у кого „хорда“ только
одна… Подожди немного, ещё все тётки твои будут…»
Сам, видать, не дурак был по женской части, как в воду
глядел.
Первый же послеоперационный опыт показал, что все параметры
соответствовали норме, и Борька, осознав бренность своей земной жизни, стал
бурно навёрстывать упущенное. Чтобы какая-то там китайская девка да русского
мужика?.. Да ни в жисть!..
Он с большим успехом доказывал это миру и по сей день.
Кабинет Гринберга представлял собой просторную комнату с
настоящим действующим камином. Этакий охотничий домик: выйдешь за дверь – и
шагнёшь прямо на альпийские луга, увидишь в синем небе снежные вершины и
услышишь издалека йодль
[36]
горного пастуха…
Всё было на месте – звериные головы вдоль стены, чучела
медведей по углам, шкафчик с бронированными стёклами, сквозь которые виднелись
ружейные стволы. Пол был застлан шкурами пантер, под потолком зигзагом
изгибалась набитая опилками анаконда, над подозрительно широкой, с водяным
матрасом, оттоманкой висел очередной портрет хозяина квартиры. На сей раз
полотно живописало Гринберга на охоте. Клыкастый слон, задирая хобот, мчал
Евгения Додиковича на своей широкой спине, а тот палил почти в упор во
взметнувшегося в прыжке бенгальского тигра. Стлался сизый дым, утреннее солнце
играло в хрустальных каплях росы… Свирепый хищник был роскошно-полосатым,
индус-погонщик белым от страха, девственная природа величественной и зелёной.
Гринберг играючи держал ровную мушку и едва заметно улыбался.
