При этом он сделал движение из тех, которые в скверных
романах называют неуловимыми, – и скрученный в трубочку, непоправимо
изуродованный поднос (между прочим, семейная реликвия и гордость фамилии
Гринбергов!) принял свою первозданную форму. Словно вовсе и не бывал в могучих
пальцах Глеба. Да, ученик Виринее попался определённо талантливый…
Скудин, впрочем, едва заметил чудесную метаморфозу подноса.
Ему до озноба, до судорог хотелось задать один-единственный вопрос: «Марина.
Моя Марина, Глебка… ТЫ ЕЁ СЛЫШИШЬ?»
Не спросил. Попросту не хватило духу. И ещё – вспомнилась
баба Тома, её строгое: «Не отвечу, не позволено мне. Сам осмыслишь, когда время
придёт…» Ставить Глеба перед выбором он не хотел. В этом деле он должен был
разобраться сам.
И ещё ему казалось – Глеб отлично понял, о чём хотел
спросить его командир. Понял… И промолчал, спасибо ему…
Где же ты, сестричка Айрин?
Атмосфера в генеральском кабинете была хоть и
высоковольтной, но в кои веки безоблачной. Огоньки системы защиты спокойно
горели зелёным, выражение лица гаранта Конституции на тотемном портрете было
необыкновенно мудрым, строгим и справедливым.
– Ну что ж… Начнём, пожалуй, – сказал
девятизвёздочный хозяин кабинета. И властно, вполне по-генеральски вычертил
дланью замысловатую фигуру в воздухе. – Пал Андреич, прошу вас.
– Слушаюсь, Владимир Зенонович. – Скромный
генерал-майор наклонил голову. Крепкий палец упёрся в кнопку пульта. –
Полковник, начинайте. Согласно плана.
Сейчас же, словно в театре, в кабинете стал гаснуть свет и с
потолка, закрыв секретную, зашторенную брезентом карту, опустилась плазменная
панель. Огромная – за такую фанатик компьютерных игр душу продаст.
– Напоминаю, товарищи, никаких записей. Зарисовок тоже.
Это совершенно секретная информация, – властно вмешался в процесс
девятизвёздочный генерал, а на панели вдруг показали то, отчего Скудин
натурально обалдел. Перед ним предстал его давнишний сосед по яме с дерьмом.
Джон Смит, он же преподобный отец Джозеф Браун, он же… имя ему легион.
– Начальник охраны американской делегации полковник
Арнольд Блэк, – объявил голос невидимого комментатора, а на панели между
тем возникали знакомые всё лица: братья во Христе Хулио и Родригес-младший в
форме майоров американской морской пехоты, затем братец Чарли с братаном
Бенджамином, прикинутые как лейтенанты-командоры. Что примерно соответствовало
нашим капитанам третьего ранга.
Вот это да, вот это ну и ну!.. Затем на панели высветилась
властная, сразу видно – с яйцами, баба а-ля Маргарет Тэтчер, про которую
комментатор сказал, что она и есть глава американской делегации доктор Сара
Розенблюм. Потом продемонстрировали её заместителя по научной части профессора
Питера О’Нила, скучного и невыразительного типа в очках. Показали пару бакалавров,
тройку ассистентов, представителя Белого дома… и генеральский кабинет начал
вновь наливаться светом. Передача «Очевидное – невероятное» закончилось,
началась постановка боевой задачи. Эта самая задача была строгой, конкретной и
разночтений не допускала. Американских гостей надлежало встретить чинно, с
тонким тактом и русской широтой, сиречь радушно, хлебосольно и в духе времени,
то бишь не забывая о Перестройке, гласности и тотальной демократизации
(«Господи…» – подумал Скудин). Чтобы сразу почувствовали национальный колорит,
загадочность души и ни в коем случае не забыли про обещанные кредиты. Так
наказала Москва.
– Вам всё ясно, товарищи? Вопросы? – Засопев,
девятизвёздочный глянул на чекиста в белых тапках, тот покосился на Кольцова,
Кольцов тут же повернулся к Скудину, и Иван, оказавшись крайним, поднялся.
– Так точно, товарищ генерал. Вопросов нет.
Пока представляли забугорную делегацию, он подсознательно
ждал, что вот-вот появится приснопамятная мисс Айрин, то бишь Ромуальда фон
Трауберг. Не появилась. Американцы были не совсем уж беспросветные дураки.
– Ну вот и ладно, идите уточнять детали. –
Девятизвёздочный повеселел и милостивым кивком отпустил подчинённых. –
Отечество в моём лице надеется на вас.
Выпроводив коллег, Владимир Зенонович с грохотом отпер сейф,
вытащил папку с грифом «Совершенно секретно» и, погрузившись в анатомическое
кресло, занялся чтением. В любимом Отечестве было неблагополучно. Разруха,
воровство, казнокрадство и бардак. Словом, как всегда. Право слово, следовало
бы забеспокоиться, если бы что-то переменилось.
«Чёрт знает что и с боку бантик…» Генерал дочитал,
нахмурился, потёр массивный угловатый череп и, надумав отвлечься, позвонил
домой.
– Аллё? Сын?.. Ты? Так рано?
– У нас было всего две пары, отец, – ответил Эдик,
и в трубке было слышно, как он стучит пальцами по клавишам ноутбука. –
Преподаватель по молекулярной физике заболел. Мы всей группой собрали ему
передачу и решили проработать материал на дому. В ударном и индивидуальном
порядке.
Владимир Зенонович почувствовал, как помимо воли
расплывается в блаженной улыбке.
Господи, что за метаморфоза приключилась с наркоманом,
обалдуем и дармоедом, коим было ещё совсем недавно генералово чадо, сущее горе
отца! Оно, в смысле чадо, по-прежнему было невелико ростом и неспортивно
сложением, но кому какое дело до внешности?
Из спецбольницы, сиречь из «Семёрки», она же (ха-ха)
«Институт проблем мозга», Эдик вышел, как перевоспитавшийся зэк из советской
тюрьмы, другим человеком. Не сильно преувеличивая, можно сказать, что
уникальное сочетание земных и небесных энергий напрочь стёрло прежнего Эдика и
породило совершенно новую личность. Ситуация была, как в фильме про очередного
американского супергероя. Помните, конечно? В лабораторию попадает молния – при
землетрясении выливаются разом все пробирки – в автокатастрофе выплёскивается
неведомое вещество – и так далее, нужное подчеркнуть. Как следствие, обычный
человек оказывается наделён невероятной силой, или скоростью бега, или
способностью летать, или умением просачиваться по проводам – в общем, на что
только хватит фантазии у постановщика и сценариста. Вот и с Эдиком произошло
нечто подобное. Летать он, правда, не начал, зато его кровь превратилась в
форменную панацею от всех болезней. Вирус «Юбола Икс» бесславно сдох в этом
эликсире жизни, да не он один. От гепатита и гриппа через весь алфавит до
пресловутого СПИДа и далее. А посему Эдик дважды в неделю всё в той же
«Семёрке» сдавал кровь – конечно, понемногу, буквально по капельке, да больше
было и не нужно. Кровь «работала» на уровне микродоз. Империалисты зеленели от
зависти, больные возвращались буквально с того света, академики в «Семёрке» не
вылезали из-за компьютеров и микроскопов, пытаясь разобраться в происходившем,
а Эдик… Эдик учился. Учился яростно и самозабвенно, навёрстывая упущенное. Да
не где-нибудь – в Университете, причём на матмехе. Там проверили его
способность к точным наукам, ахнули – и зачислили сразу на третий курс. И
девятизвёздочный папа был в данном случае решительно ни при чём.
