— Да сколько выходило. И шесть стаканов, и десять!
— Врешь. От такой дозы любой упадет. А может, и копыта отбросит!
Вепрев загыгыкал.
— Слушай дальше! Раз его наши командиры выследили и после пятого стакана повезли на освидетельствование. А он трезвый!
— Это как?! — вытаращил глаза новичок, продолжая размышлять о своем.
«Может, там и хранят то, что делает Южный пост ЮЖНЫМ ПОСТОМ? Недолго, полдня, день, может, несколько часов… Но все равно в условиях абсолютной надежности, очевидно, по-другому хранить ЭТО нельзя…»
— А вот так! Ты же умный, Американец! Вот и напряги мозги!
Колтунов пожал плечами.
— Не знаю.
— Да потому что чай он пил! — загоготал Вепрев. — Чай! А в конце дня бармен ему отдавал деньги! Вот голова у мужика работала! Никто его голыми руками взять не мог… Он столько бабла накосил! Небось, еще внукам останется! Да ты его скоро увидишь: Аксакал к нам частенько заходит, по старой памяти…
И действительно, скоро судьба свела молодого сержанта и отставного капитана, о котором во всем Тиходонске рассказывали легенды. Коллектив Южного поста собрался отметить день рождения Гришина. Пили на посту нередко, но никогда не напивались. Парадокс объяснялся тем, что застолья были краткими, как выстрел: в конце смены, пока одни резали сыр и колбасу да разливали водку в одноразовые пластмассовые стаканчики, другие работали за них, продолжая фильтровать плотный автомобильный поток. Потом приходили ребята из заступающего наряда, а сменяющиеся собирались за столом, но время поджимало, поэтому выпивали и закусывали стоя, а в таком неудобном положении напиться довольно сложно.
В этот раз Сергей, на правах молодого, варил на электроплитке картошку и нарезал жирную донскую селедку, когда на пост зашел сухонький старичок в синей форменной рубашке без знаков отличия, в серых милицейских брюках с выпоротым красным кантом и стоптанных форменных туфлях.
— О, я как всегда, вовремя! — оживился он, потирая ладони. — Или вы часто пьете, или я удачно прихожу. А ты и есть новенький?
— Ну да, — кивнул сержант. — Меня Сергеем зовут.
— А я Мотовилин Иван Степанович, бывший инспектор, а ныне пенсионер МВД, — представился вошедший.
— Здравствуйте, Иван Степанович!
— По прозвищу Аксакал, — добавил он, видя, что фамилия не произвела на новичка никакого впечатления. — Слыхал, небось?
Колтунов заулыбался.
— Еще бы! Тут про вас легенды рассказывают!
— Ты их меньше слушай! Им лишь бы языком трепать…
— А правда, что вы…
Аксакал протестующе поднял руку и поморщился.
— Не время сейчас обо мне лялякать. Потом поговорим. Глянь лучше на штаны — не скажешь, что ментовские? Мне соседка, Зинаида, кант вырезала, аккуратно так…
Вскоре на пост поднялся Смирнов, затем подтянулись Вепрев с Сидорчуком, последним пришел виновник торжества.
— Ну, за именинника! — начальник вручил Гришину конверт с «подарочными» деньгами и поднял свой стакан. — Только ты, Колтунов, не уклоняйся!
И, выпив, пожаловался, обращаясь к Мотовилину:
— Не пьет с коллективом новенький наш! То убегает, вроде спешит куда-то, то только губы мочит, для виду… Или брезгует, или сторонится, или… Уж и не знаю чего!
— Да нет, товарищ капитан, смотрите!
Колтунов лихо махнул стаканчик, наколол пластмассовой вилкой кусок селедки, закусил.
— Нормально, вполне боевой пацан! — дал заключение Аксакал.
Смирнов кивнул.
— Боевой, тут спору нет. И претензий по службе к нему не имеется. А все-таки есть в нем что-то не нашенское… И пьет мало, а выпьет — все равно насторожен: не расслабляется, глупостей не болтает… Песен не поет, с товарищами не целуется, в дружбе до гроба не клянется. Почему это может быть, Аксакал?
Тот пожал плечами, изобразил на лице задумчивость.
— А может, он просто умнее?
И засмеялся.
Сидорчук с Гришиным тоже улыбнулись, но Вепрев их не поддержал:
— Слишком умный! Откуда такие умные сержанты берутся — непонятно!
— Да не вяжитесь вы к парнишке, — махнул рукой Аксакал. — Мало ли дураков литрами водяру жрут да в десна со всеми целуются. А толку-то что?
— Скоро Петька будет целоваться на своей свадьбе! — вдруг сообщил Сидорчук. — Вчера документы подал!
— Да этак мы тебе денег на подарки не напасемся! — озабоченно сказал Смирнов.
Гришин смутился.
— Главное не деньги, а внимание, товарищ капитан!
— Да-а-а-а? А мы-то, дураки, за хрустами гоняемся! — хохотнул Сидорчук.
Тем временем Сергей разлил всем водку и поднял наполненный стакан:
— Ну, за жениха!
И первым выпил до дна.
— Исправляется, — усмехнулся Вепрев.
— Ну, и ладушки, — сказал Мотовилин. — Значит, прислушивается к критике!
На этот раз сменившийся наряд задержался, дошел до кондиции и даже спел любимую песню капитана Смирнова:
— И покрылся берег, и покрылся берег сотнями порубанных, пострелянных людей… Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!
Колтунов пел, как все. Только в конце, когда Кабан подошел, расцеловал капитана в обе щеки, как бы давая понять, кто здесь атаман, с которым так любо нести службу, он не последовал его примеру.
Сергей все расспрашивал пенсионера ГАИ о том, как обводить вокруг пальца проверяющих, но Мотовилин только похлопал его по плечу.
— Ты лучше завтра-послезавтра в гости ко мне приходи. Тогда все и обсудим. Запоминай адрес…
Легендарный Мотовилов, по прозвищу Аксакал, жил не в загородном особняке, не в пентхаусе двадцатиэтажки у Воскресенского храма, а в убитой «двушке» панельной «хрущевки». Он сразу открыл дверь и встал на пороге в клетчатой фланелевой рубахе и растянутых тренировочных штанах.
— Здравствуйте, Иван Степанович!
— Проходи, Сережа, проходи…
Крохотный коридорчик, старая краснодарская мебельная стенка, сорокалетний ковер на стене…
Сергей постарался не выказывать удивления, но хозяин оказался на редкость проницательным.
— Что удивляешься? — спросил он, одобрительно рассматривая тяжелый пакет в руках гостя. — Думал, здесь у меня хоромы с хрустальными стенами и золотыми унитазами?
— Да, в общем-то, нет…
— Думал, думал, — усмехнулся старый гаишник. — Все так думают. Пойдем на кухню.
— Неужели там и золото, и хрусталь? — пошутил Сергей.
— Пойдем, пойдем, поглядишь…
