— Подымили? — осклабился командир и, подавая пример, первым
натянул болтавшийся на шее «лепесток». — За работу швыдче, труд из обезьяны
человека сделал… Глянь, мало осталось!
И они вновь ухватились за плосковатые мешки, казавшиеся все
более тяжелыми. Последние три рядка носили почти бегом, то и дело с хрипом
оглядываясь за спину, чтобы еще раз убедиться: клятой тяжести все меньше,
меньше, меньше…
Все. Буздыган с напарником, по колени увязая во влажной
каше, из розовой уже ставшей грязно-бурой, двигались задом наперед, держа перед
собой в затекших руках наклоненные канистры, все чаще плеская себе на ноги.
— Добре! Горючку тащите!
Теперь уже все до одного, вкупе с командиром, старательно
поливали уродливую гору бензином — обильно, тщательно, стараясь не наплескать
на себя. В воздухе повис густой странноватый запах — окропленная бензином смесь
припахивала сладковато, пронзительно.
— Дорожку делайте! Тройную!
Трое попятились к лесу, осторожненько переставляя ноги, за
ними оставалась тройная влажная полоса. Командир проверил часы,
предусмотрительно завернутые в полиэтилен. Без нужды, просто чтобы снять
напряжение, почесал в затылке. Встал возле поваленного ствола, держа часы перед
глазами. Времени оставалось минут восемь. Остальные кучкой сбились за его
спиной, шумно переводя дух, отряхиваясь, кое-кто жадно дымил.
— Здоровы будете! Что это вы тут мастерите?
Командир взвился, словно его ткнули шилом куда-нибудь в
чувствительное место.
На опушке стоял мужичок лет пятидесяти, низенький и
лысоватый, в кирзачах, мятых штанах и неопределенно-серого колера пиджачке. В
руке у него была длинная неоструганная палочка, у ноги, высунув язык, смирно
сидела поджарая овчарка без ошейника.
Командир поборол удивление в секунду. Он прекрасно знал, что
возведенный ими штабель со стороны выглядит самой что ни на есть чудасией:
квадрат пятнадцать на пятнадцать метров, высотой человеку под горло,
исполинская груда влажной рыхлой субстанции, из которой там и сям торчали
уголки мутно-прозрачных мешков.
Удивляться нежданному гостю не стоило — гораздо практичнее
было подумать: где караульные, мать их? Трое, на трех направлениях, хоть один
да обязан был заметить и если не удержать, то хотя бы свистнуть…
— Ну ничего себе! — абориген прошелся вдоль штабеля, косясь
на него с почтительным недоумением. — Это что ж такое будет, хлопцы? На удобрение
похоже…
— Кино снимаем, — сказал командир, прекрасно помня, в каком
кармане у него пистолет. Нет, даже сейчас нужно работать без шума. Особенно
теперь…
Кинуть его на штабель, когда полыхнет, — одни косточки
останутся…
Он легким мановением подбородка подал Буздыгану сигнал, тот
понятливо кивнул и выдвинулся вперед, притворяясь, будто всего-навсего
хозяйственно осматривает груду.
— Кино? — удивился мужичонка. — А камера где? Ох и смердит
оно у вас, дядьки…
Все хмуро смотрели на этого живого мертвеца, которому, к его
невезению, жить оставались какие-то секунды. И потому им, просчитавшим в голове
все наперед, понадобилось не менее десяти секунд, чтобы осознать: длинная
череда взлетевших меж ними и штабелем фонтанчиков пыли — автоматная очередь.
Которой отчего-то не было слышно…
В течение неуловимого мига ситуация повернулась на сто
восемьдесят. Они застыли, понимая, но не в силах окончательно поверить, а из
леса вышел человек, держа наизготовку автомат с очень толстым дулом.
Осклабился, в рыжей кучерявой бороде блеснули великолепные зубы:
— Капитан Довнар, Советский Союз. Кина не будет, обормоты!
Рванувшегося к лесу Буздыгана сшибла с ног, прижала к земле
овчарка.
Командир рывком бросил руку в карман — но неоструганная
палочка, взлетев, угодила ему по глазам, и он, взвыв от боли, разжал пальцы,
успевшие было стиснуть рубчатую рукоять. Еще два голоса прикрикнули за спиной:
— Р-руки!
И подкрепили приказ лязгом затворов.
Сопротивления они больше не встретили.
Окрестности Гракова, 09.52 Курить хотелось адски, как оно
всегда и бывает. Время ползло, словно трехногая, да еще вдобавок обкурившаяся
черепаха. Лемке достал из набедренного кармана сигарету, плавным движением
поднес ее ко рту, откусил половинку, сунул под язык и принялся медленно жевать.
Он залег грамотно так, чтобы полностью держать в поле зрения
доставшийся ему сектор, чтобы ни одна веточка не перекрывала обзор. Никого из
своих он не видел вот уже полчаса, а это в первую очередь означало, что ребята
отлично выполнили приказ, растаяли среди леса, замерли, словно их здесь и не
было вовсе. В таких-то комбезах от лучших заокеанских фирм в лесной прохладе
легко стать невидимкой, а поди-ка на сером склоне, где твоя хэбэшка издали
бросается в глаза, где ни за что не прикинуться кустиком, потому что кустики в
последний раз тут росли не ранее каменноугольного периода…
Стоп! Почувствовав, что непозволительно поплыл мыслью, Лемке
постарался вытряхнуть из головы все побочное. Плавным движением подставил
сложенную чашечкой ладонь, выпустил на нее струю перемешанной с табаком слюны,
растер смесь по траве. Помогло, кажется, успокоил жаждущий никотина организм,
словно дите пустышкой обманул…
Где-то на периферии сознания по-прежнему сидел легонько
зудящий страх: а что, если Черский ошибся и они пройдут в другой стороне?
Это была блажь чистейшей воды. Черский не ошибается, снова и
снова напоминал себе Лемке, — он же Капитан, он же Крокодил, он же Наша Рэмба.
Черский не умеет ошибаться. Он, как все живые люди, может
лопухнуться, недоглядеть, недооценить, но вот ошибаться не умеет. Сам Лемке
тоже повел бы диверсантов к месту именно этой ложбинкой. Задумано неплохо:
когда всего в полукилометре отсюда рванут шумовые заряды и на полнеба медленно
вспучится неотличимый от ядерного гриб, расчет ракетных установок и их охрана
пусть ненадолго, но потеряют себя. Особенно если там есть вербанутый, в чью
задачу входит диким голосом орать насчет атомного взрыва, а такой там должен
быть, Лемке непременно ввел бы туда своего человечка на их месте, поручил бы
ему осторожненько, за пару дней пустить нужный слушок, пошептать насчет ядерных
зарядов, будто бы дислоцированных по соседству, только что привезенных.
Военные любят страшные слухи не менее всего остального
человечества. Никто ничего и не заподозрит, конечно, даже если дойдет до
офицеров…
А потом навалятся диверсанты. Черт их знает, из каких они,
где готовлены и на каком наречии брешут.
Главное, они должны быть суперами. Ставки очень уж велики —
электронные блоки из пультов управления. Это не просто С-300, сами по себе во
многом превосходящие любые забугорные аналоги — это изделие под шифром Ум-5. У
янкесов нет ничего даже отдаленно похожего, хотя иные шизы, характеризуя наше
многострадальное отечество, и талдычат что-то про Верхнюю Вольту с ракетами.
Нет, хоть ты тресни. А хочется позарез… Так что это и есть главная цель, ради
которой случилось столько смертей, ради которой плелись все эти непонятки.
Блоки, которые можно уместить в среднем чемоданишке.
