Вот тут Колякин окончательно понял, что невероятная история
от начала до конца была правдой. Правильно выговорить «Эриманфский вепрь» могут
только специалисты по греческим мифам, а уж у Сучкова в лексиконе такому
словосочетанию и взяться-то было неоткуда.
Майор оглянулся на лес, залитый утренним солнцем. В сотне
метров за полосой елей, прикрывавших ферму от зимних снежных заносов,
начинались болота. Там лежали с последней войны снаряды и мины, там росли
трюфели и географически невозможный женьшень, там ползали в зреющей морошке то
ли африканские, то ли индийские кобры. Там прапорщик Сердюков на той неделе
видел собственными глазами, как падал с неба фашистский самолёт. Стопроцентно
настоящий: жирные чёрные кресты, бешеный рёв моторов, тающий дымный след,
торфяной фонтан взрыва… Всё реальное, как в кино. Это вам не зелёные чёртики с
перепою. И не зелёные человечки из космоса.
— Что ж, — решился майор. — Будем выводить новую
породу.
Жизнь в здешних краях давно научила его: если факт нельзя
было отменить, его следовало использовать. Так было и с трюфелями, и со змеями
Нигматуллина. Колякин даже задумался, какое название дать новой породе —
«эриманфская» или «пещёрская», а может, даже «колякинская»… Решение
выкристаллизоваться не успело — в кармане у майора зазвонил телефон.
Мгави Бурум. Буйвола тащат на живодёрню
— Чёрт. — Колякин вытащил «Нокию». Неужели
неприятность на зоне, словно ему мало было Карменситы с её ухажёром? — Да
да, привет… Ну что тебе? А?.. Что? Где? Когда? Ну, бляха-муха, вот-это да!
Сигнал был от старлея Балалайкина, его заместителя. Только
что прошёл звонок от коллег из райотдела; те, похоже, взяли беглого негра.
Причём взяли даже не тёпленьким, а натурально горячим, с температурой сорок
один. Беглый рецидивист, совершенно никакой, обнаружился в пещёрской больнице.
Говорят, подобрали где-то на грейдере.
«Боженька! Спасибо!..» — возликовал Колякин, но в эфир
отозвался сурово:
— Слушай меня, Балалайкин, внимательно. Бери автозак,
отделение бойцов и дуй живо в больницу. Я буду ждать тебя там. Да, личное дело
этого негра смотри не забудь, надо будет сверить дактилоскопию… Ты понял меня,
старлей? Понял?.. Действуй. Давай.
Мигом позабыв о Сучкове и новой породе свиней, он метнулся к
«четвёрке», запустил мотор и, не жалея подвески, в облаке пыли полетел обратно
в Пещёрку. «Господи, только бы это был он. Ну сделай, Боженька… помоги…»
Некоторым чудом скрипучий тарантас одолел все горбы и ухабы,
форсировал лужи и, ёкая железными селезёнками, благополучно финишировал у
больницы. Колякин бросил машину у самых дверей и без промедления метнулся в
регистратуру.
— Где тут у вас негр?..
Сражённый горячкой беглец лежал на втором этаже в коридоре,
возле стены, под красочным плакатом: «Нет твёрдому шанкру». У койки уже стояла
милиция, присутствовал и доктор, не выспавшийся после ночной смены.
«Ого, сам подпол Звонов пожаловал, любит, сволочь, свиную
бастурму…»
Майор приложил пальцы к козырьку:
— Здравия желаю!
— Ну что, Андрей Лукич, с тебя причитается, —
пожал ему руку Звонов. — Ведь удружили мы тебе, а?
Колякин посмотрел на лежавшего, и тревога стала медленно
отпускать. По всему выходило, что это должен был быть беглый Мгиви Бурум.
Жёлтых и раскосых в Пещёрке нынче было полно, а вот негров — ни одного. Ну не
заносило их сюда никакими ветрами, кроме уголовно-процессуальных.
— За нами, Влас Кузьмич, не заржавеет. Как только, так
сразу, — нейтрально отшутился майор, снова посмотрел на задержанного и
сделался сосредоточен и суров. Да, перед ним был, без сомнения, Мгиви Бурум, но
что-то царапало. — Сейчас прибудут мои, будем сличать у него пальчики и
морду лица…
— У Худюкова вон глаз как алмаз, — расплылся в
улыбке Звонов и кивнул на лейтенанта в очках. — Сличит тебе за милую душу
кого хочешь.
— Я ж и говорю, Влас Кузьмич, за нами не
заржавеет. — Майор извлёк из кармана баночку жевательных конфеток. —
Вот, побалуйтесь, товарищ подполковник, мятные. Свежее дыхание облегчает
понимание… А негра-то как ваши взяли, случайно или по наводке? Или сам
засветился?
— Мужик какой-то сознательный на «Газели»
привёз, — встряхнул баночку Звонов. — Ты, Андрей Лукич, вон у доктора
спроси, он как раз в ночь дежурил. А конфетки эти твои, извини, одно баловство.
Только слюни до колена. То ли раньше делали, «Коровка», «Мишки на севере»,
«Грильяж»… А помнишь, была такая конфета — «Гулливер»? С обойму величиной? Вот
это была конфета так конфета, съешь такую, и всё, пломбы на полку. Мечта…
Врач, которому нашествие милиции помешало уйти спать,
посмотрел на майора с ненавистью, однако историю изложил — явно в сотый раз.
Увы, правдоподобней от многочисленных повторений она не стала.
В начале третьего ночи грузовая «Газель» доставила в
больницу пострадавшего. Водитель, достойный наследник северного менталитета с его
нерушимыми понятиями о помощи на дороге, даже после недавнего нападения на
автобус не смог проехать мимо бездыханного человека на обочине грейдера. Правда
подошёл он к нему с монтировкой в руке, но та не понадобилась. Человек лежал
без движения, никаких документов при нём не нашлось. Зато из толстогубого рта
шёл сильный запах алкоголя. Ну, дело ясное, перепил. Бывает…
В больнице человеку промыли желудок, назначили капельницу.
Зашла было речь об искусственной почке, но решили обойтись без неё. А где-то уже
часам к четырём начались чудеса. Кожные покровы пострадавшего начали
стремительно темнеть. Доктора всполошились, задумались об интоксикации, но
волосы больного, исходно русые, тоже начали темнеть буквально на глазах. Да ещё
и завиваться мелкими кольцами. Это уже не объяснялось влиянием тосола или
антифриза, выпитого больным в поисках кайфа. Ещё через час перед изумлёнными
медиками лежал натуральный негр.
Что самое занятное, негр бредил по-русски, всё звал
какого-то чёрного буйвола.
Это уже пахло совсем плохо, и врач, более не мешкая, дал
знать в милицию, а уж там-то фотографии беглого зэка-африканца висели даже в
туалете.
Вот так всё и получилось…
— Ладно, доктор, спасибо. — Колякин бросил в рот
конфетку, угостил доктора, и в это время с топотом появилась гвардия под
началом Балалайкина. Все грозные, в шлемах, в бронежилетах и при
«Калашниковых», только мрачный Сердюков в фуражке и с пистолетом. Ну не
прапорское это дело, таскать тяжести поутру.
Налегке был и Балалайкин. В руках он держал особой важности
папку.
— Смирно! — рявкнул он так, что гвардейцы
вытянулись струной, — Товарищ майор, розыскная группа по вашему
приказанию…
— Вольно, — отдал честь майор. — Приказываю
взять задержанного под охрану. Старший лейтенант, папку!
Оттеснив милицию, гвардия встала у койки. Балалайкин
развязал тесёмки, извлекая личное дело заключённого. Началась процедура
сличения.
