На прямой вопрос, что бы это все значило, товарищ
инженер-майор не ответил. И начал суриком при свете трех свечей подкрашивать на
киле у «Яши» алые звёздочки, символизировавшие число побед. Звёздочки, что
характерно, были шестиконечные, библейские, называемые ещё звёздами Давида…
Больше Фраерман вопросов не задавал. Может быть, оттого, что
в строгой бархатной ермолке Соломон был так похож на его раввина папу. Эх,
сука-память… Красное, белое…
…Майор стоял на крыле истребителя и копался в кабине, чем-то
похожий на страуса, зарывшегося головой в песок. Фраерман знал, что на самом
деле страусы так не делают. Он подошёл, кашлянул и обратился к тощему
Соломонову заду:
— Гад Израилевич, шалом. Ну как он там?
— Фима, ты ещё спрашиваешь! — Авиамеханик спустился
на землю и принялся оттирать бензином что-то красное с рук. — Чтобы я так
жил. Все заряжено в лучшем виде. С песнями полетишь. Хава нагила, хава нагила,
хава…
[75]
От него пахло бензином, краской и одеколоном «Шипр». И похож
он сейчас был не на страуса, а на подвыпившего клезмера.
[76]
— Да, хава неранена, хава неранена…
[77]
— в тон подтянул Фраерман, однако долго веселиться не стал, полез лично осматривать
стати «Яши». Проверил, совмещена ли риска на коке и винте, имеется ли люфт в
рулях и элеронах, не сдулись ли пневматики резин колес шасси, закрыты ли — и
правильно ли закрыты — замки капотов. Не забыл про киль, про костыль, про рули,
про уровень топлива в бензобаке — проконтролировал его со знанием дела,
визуально, отвинтив гермокрышку горловины. Снял защитный чехольчик с трубки
Питто,
[78]
похлопал самолёт по капоту, словно верного боевого
коня, хотел было забраться в кабину, но тут Гад Соломон прекратил петь.
— Фима, — сказал он, — ты что, уже не
понимаешь по-русски? Всё здесь заряжено в лучшем виде. Довольно головных болей,
пойдём-ка лучше поедим. Наши прислали посылку — второму фронту и не снилось.
Как ты насчет мацы, сгущёнки с шоколадом и биробиджанской кошерной тушенки? А?
Да под полётные сто грамм? Времени до полуночи у нас вагон…
«Откуда он знает? — мысленно изумился Ефим. — Про
полночь?..»
А впрочем, не так уж это было и интересно.
— Маца, — выговорил он мечтательно. —
Сгущёнка..
Варенцова. Туманный день
Ночью Оксана спала плохо. Любая поза оказывалась неудобной,
простыня норовила собраться складками и жгутами, а в голову лезли сплошь
тёмные, беспокоящие мысли. О пресловутом управлении «Z», о пещёрских болотах и
о том, а не опаснее ли этих самых болот будут подковёрные интриги начальства…
Оксана ворочалась, занималась аутотренингом, вздыхала, шугала ни в чём не
повинного Тишку, вставала глотнуть воды, дважды включала телевизор, работавший
от спутниковой тарелки… И с тихим ужасом косилась на стрелки часов,
подползавшие всё ближе ко времени непременной побудки.
Её сморило, когда было уже совсем светло, — калачиком в
кресле перед экраном, вполголоса (чтобы не потревожить соседей) бубнившим
о тайнах экстрасенсорики. Быть может, эта-то передача и навеяла Оксане весьма
странный сон, которому по её личному опыту вроде неоткуда было взяться. Она
увидела себя в бане — маленькой, тесной, едва освещённой и очень жарко
натопленной. И перед ней, доверчиво зажмурившись, в чём мама родила лежал на
палке Олег Краев. И в её власти было остановить, выкорчевать, вышвырнуть
сгусток чужеродной тьмы, поселившийся у него в голове. Звенящая сила стекалась
к ней со всех сторон — из высей небесных, из каменных земных жил, из текучих
вод, из лесной зелени, из огненного банного жара. Стекалась и наполняла
необоримой мощью древние заклятия, которые она истово произносила… Она? Или,
может, её отражение, обитавшее в некоем мистическом зазеркалье?..
Будильник, пронзительно заоравший ровно в восемь часов, не
дал ей досмотреть, чем же кончилось дело.
Ещё несколько мгновений она явственно обоняла запах мази,
пузырившейся в глиняном горшке, и радовалась её вони, как радуются горечи спасительного
лекарства… Потом зазеркалье выпустило её из объятий, и сновидческая реальность
померкла, уступив место звукам и краскам нового дня.
— Во сны начали сниться, — прихлопнув будильник,
вслух проговорила Оксана. И посмотрела себе под ноги, словно желая прямо сквозь
пол и первый этаж увидеть геомагнитную аномалию, вроде бы способную объяснить
подобные сны.
От сидения в кресле колени одеревенели и затекли. Морщась,
Оксана осторожно размяла суставы, поднялась, потрепала по ушам Тихона,
растянувшегося во всю длину на хозяйской кровати, и направилась в душ.
Она и не подозревала, насколько прекрасна была в эти
мгновения…
«А ведь Олегу, тьфу, тьфу, тьфу, вроде действительно
полегчало, — думала она, вертясь под холодноватыми струями. — Как это
он третьего дня но телефону сказал? Живой, мол. Благодаря тебе… Значит, не
пропала даром монетка, бомж-кудесник не кинул, не обманул…»
Несмотря на то, что практически бессонная ночь поселила в
затылке и висках противную тяжесть, ей впервые за очень долгое время хотелось веселиться
и петь. А вот на службу настраиваться — не хотелось совсем.
Однако, что поделаешь, точно в девять ноль-ноль, как и
предупреждал Максим Максимович, ей позвонили на сотовый.
— Стажёр Варенец?
[79]
— осведомился
мужской голос. — Выдвигайтесь из укрытия и держите курс на север. Место
встречи через семьсот тридцать метров, ориентир — вывеска «Баня». С нами
свяжутся, связь по паролю. Пароль: «Говорят, грачи уже прилетели?» Отзыв: «Да,
уже прилетели, но пока не все». Поняли? Повторите. Очень хорошо. Пока всё,
отбой.
Голос был тихий, до невозможности осторожный… и отчётливо
противный.
— Есть, — отключилась Варенцова. Хмуро задраила
бронированную дверь и вышла из гостиницы на центральную площадь.
«Ага, вот вам и аномальная энергетика. Вот откуда
беспокойные ночи и странные сны…»
Над землёй густо плавало белое молоко. Да-а, Стивен Кинг
явно знал, что творил, напуская в одной из своих книг на Америку непроглядный
туман. Мгла, подсвеченная косым утренним солнцем, кутала здания, лавки и кусты,
сообщая привычным предметам ауру таинственной непростоты. Оксана огляделась.
Видно было едва на десять шагов, дальше всё тонуло во влажной колеблющейся
кисее. Сон, вроде бы отступивший за грань дневного сознания, властно толкнулся
в реальность. А что, если там, за пеленой, вступало в свои права то самое
зазеркалье? И, обогнув угол гостиницы, шагнёшь не на главную площадь райцентра
Пещёрка, а прямо в…
