В её глазах медленно разгорались огни, плескалась
тропическая лагуна.
— Говоришь, была верна? — Песцов хмыкнул, отнял
руку, закурил и спросил как бы между прочим: — А чего, собственно, с концами-то
не свалила? Глядишь, и начала бы новую жизнь. Благо идиотов вроде меня на свете
как грязи…
Бьянка грустно вздохнула:
— Э-э, Сема, если бы всё было так просто… Уходя,
теряешь всё. Здесь у тебя и бонус, и предметы силы, и связи, и возможности. А
там — там надо начинать всё с нуля… Ну ладно тебе, Сёма, не дуйся. Я же всё
сделала, что обещала, Краева этого твоего обиходила в лучшем виде…
— Что? — Песцов даже вздрогнул. — Краева? В
лучшем виде? Так его вроде уже…
— Ну да, — промурлыкала Бьянка. — Сегодня к
обеду должен быть как огурчик. Считай, с новенькими мозгами… Сёма, ты куда?
Песцов рванулся из палатки, точно вепрь, мало не оборвав
капроновые растяжки. Выскочил наружу и заорал так, что его слышали не только
ёлки, но, наверное, и пальмы, склонившиеся над той самой лагуной:
— Ну почему, блин, все красивые бабы такие стервы?..
Ёлки ничего не ответили. Они это слышали далеко уже не в
первый раз. И видит Бог, не в последний…
Монако, 1909. День второй
Сегодня с самого рассвета князь пребывал в каком-то
двойственном состоянии. Внешне он оставался прежним, рачительным и
невозмутимым, однако внутри… Удивительно, но сейчас ему было не до
Национального совета, не до введения квот и даже не до детища всей его жизни —
Океанографического музея.
Все его мысли были о Ней.
О Кейс Хелли, стройной рыжеволосой незнакомке,
остановившейся в отеле
[48]
«Де Пари», номер тридцать третий. О
Кейс, волнующей, непонятной, прекрасной, предпочитающей игру страстей игре
полутонов. Наконец, осознав, что с этим надо что-то делать, князь для начала
послал в номер «33» пару дюжин роз, сопроводив букет запиской: «Готов продолжить
разговоры о Джорджоне. Там же, в то же время.»
Сразу успокоился, собрал в кулак волю и принялся ждать.
Какой, к чёрту, Океанариум, Национальный совет и какие-то там квоты…
Когда облака вспыхнули закатным огнём, он со вкусом оделся,
расчесал бороду и, взглянув на себя в зеркало, остался доволен. Статен, красив?
Да, пожалуй. И ещё далеко не стар. Ну да, седина в бороду, а бес…
Не желая привлекать излишнего внимания, он не стал брать
машину и отправился на другой конец своего княжества пешком — благо идти было
недалеко. Всё томление сегодняшнего дня, всё стремительное коловращение мыслей
выплеснулось в энергичном движении — ноги быстро несли князя вперёд. Точно
юноша, едва ли не вприпрыжку спустился он с Монакской скалы, миновал территорию
порта и зашагал к району Золотой мши, где находилось Казино.
Он был взволнован, словно мальчишка, спешащий на своё первое
свидание.
Внутри храма удачи всё было по-прежнему. Шумно, суетно и
многолюдно. «А может, и правда скоро конец света?» — невольно подумалось князю.
Он быстро прошёл «Зал Ренессанса», огляделся в «Европе», заглянул в «Медсен», в
оба «Туж», не забыл и граций.
[49]
Рыжеволосой незнакомки Кейс
Хелли не было нигде.
Были только роскошь, позолота, инкрустации, бездушный
хрусталь и толпы алчущих, чёрт бы их побрал. Право же, этот мир точно катился
прямиком в преисподнюю…
«Ладно, довольно глупостей, я становлюсь смешон», —
взял себя в руки князь. Закурил сигару и с улыбкой человека, ничем не
обременённого, вышел на воздух.
В объятия весеннего вечера, расцвеченного морем огней.
Сказочно благоухали клумбы, звонко пел фонтан, радовали глаз искусно
расположенные лужайки, заросли, «естественные» водоёмы…
Однако на этом гармония кончалась.
Из дверей соседнего кабаре доносились синкопы, способные
поднять покойника. Это давал представление джаз-банд, новинка, выписанная из
Америки. Весёлые негры били в барабаны, дули в хрипящие трубы, рвали струны
контрабаса… Видимо, Америке показалось мало чуть не догола раздеть старушку
Европу. Она ещё и заставляла её плясать свои бешеные фокстроты.
«Господи, и эту какофонию называют искусством». Князь
расстроился вконец, выбросил сигару в пруд и зашагал к морю. Ему хотелось
побыть одному. Прочь, прочь!.. Как же он устал от людей, этих алчных,
завистливых, лживых созданий… То ли дело — общество тварей морских. Таких
красивых, грациозных, столь сообразных естеству…
Сразу же вспомнив о невинной страдалице мурене, князь
нахмурился, засопел и… неожиданно замер. Напрягся всем телом и не поверил
глазам — увидел Её.
Рыжеволосую богиню Кейс Хелли, желанную и влекущую.
В шляпке «кекуок»,
[50]
джемпере «джерси» и
узкой юбке до колена. В жёлтых, сводящих с ума высоких шнурованных ботинках,
так подчёркивающих красоту пленительно стройных ног… Уперев точёные пальцы в
античное совершенство бёдер, она стояла на краю обрыва и смотрела не отрываясь
в чёрные сумерки над морем.
Наверное, у неё на затылке были глаза. Она повернулась
навстречу и расцвела:
— Добрый вечер, князь! Ваши розы просто великолепны. За
них можно отдать всё, кроме неба Италии…
Духи у неё были пряные, с горчинкой. Отточенная стрела,
поражающая самую суть мужского естества.
— Осторожнее, Кейс, — протянул ей руку
князь. — Это скверное место, «площадка самоубийц».
А сам снова, и очень некстати, вспомнил того русского
хулигана с «Авроры». Ну нет бы, как положено нормальному цивилизованному
человеку, выйти да и головой вниз с обрыва. Tax ведь нет, сразу за калибр…
— Ах вот оно что, — усмехнулась Кейс и взяла
протянутую руку. — Зато какой прекрасный вид! Скалы, море, шапки бурунов…
Кстати, князь, вы ужинали?
Князь Альберт улыбнулся и покачал головой.
— Я тоже нет, — засмеялась она. — Давайте
отведаем чего-нибудь экзотического, легкоусвояемого, с массой фосфора и белка?
«Боже правый, какая женщина, — в который раз мысленно
ахнул князь, — как она умна и начитанна…» Вслух он спросил:
— Куда бы вы хотели пойти?
— Не знаю, только, прошу вас, помните о своём реноме.
Отважусь предположить, что навряд ли вам стоит появляться в зале «Де Пари» в
обществе незнакомых женщин… Злые языки страшнее пистолета…
«Да, вот это женщина. Красива, умна, глубоко порядочна…»
— Душевно благодарен за заботу о моём реноме, —
поклонился князь, мгновение подумал и подал даме руку. — Идёмте же! Да
здравствует фосфор!
