— Разрешите?
Это был полковник Зеленцов, в руках он держал поднос.
— Разрешаю, — засмеялась Варенцова, скрашивая
неловкость.
А сама подумала, что хорошее, впрочем, как и плохое, всегда
идет косяком. Вчера вроде бы полегчало Краеву, сегодня вот подфартило ей.
Может, синяя эта, птица удачи, — вовсе и не такая уж пернатая дрянь?
А впрочем, подальше от начальства, поближе к кухне… Эту
мудрость тоже никто пока ещё не отменял…
Мирзоев. Мастер гаданий
Здесь царила гармония. В просторном дворике, отгороженном
стеной с разбитой поверху клумбой, был устроен «естественный» сад,
[40]
олицетворяющий единство стихий. Как водится, с могучими соснами, чьи корни
вгрызались в песчаную почву, с бурлящими потоками, с благоуханием цветов,
горбатыми мостиками и каменными горками. Извечного здесь хватало — и дерева, и
огня, и земли, и металла. Гармония Великого Предела была полной, где инь, где
ян — одна целесообразность.
[41]
А ещё мир, спокойствие,
задумчивость и благодать…
Впрочем, на площадке у маленького водопада можно было
наблюдать, какой ценой достигалась гармония. Здесь пахло потом и кровью,
звенела сталь и слышались удары по дереву и по живой плоти. Не менее десятка
крепких мускулистых людей бились на шестах, упражнялись с мечами, оттачивали
рукопашные приёмы. Причём в полный контакт — порез не порез, синяк не синяк,
ушиб не ушиб…
Руководил процессом гибкий седой человек в синей дабе.
[42]
При взгляде на него сами собой вспоминались слова Конфуция:
«Помыслы благородного мужа — как голубизна небес и блеск солнца: не заметить их
невозможно. Таланты благородного мужа — как яшма в скале и жемчужина в морской
пучине: разглядеть их не просто».
Насчёт яшмы и жемчуга судить не берёмся, но таланты седого
были налицо. Сосредоточение духа позволяло ему делать три вещи сразу:
руководить тренировкой, наслаждаться гармонией и забавляться с очковой коброй.
Рука человека провоцировала рептилию на атаку, но в решающий момент перед носом
кобры неизменно возникал веер. Раскрытый. Деревянный… Змея, впрочем, тоже
соображала, что к чему, и зубы берегла — вполсилы тыкалась носом,
[43]
в поблёскивающих близоруких глазах
[44]
читалось единственное
желание — ах, чтоб ты зазевался!..
Однако какое там. Седой был настоящим лао-шифу и просто не
мог оплошать. Да ещё перед лицом своих любимых шисюнов.
Наконец кобра выдохлась и стала неинтересна. Наставник
воинов резко ударил в гонг, стоявший на маленьком столике, и в воздухе повис
трепещущий звон.
Из дому тотчас выбежал скуластый мальчишка, и седой указал
ему на кобру.
Юнец стремглав исчез, чтобы через минуту вернуться с
приятелем. Недоросли принесли тазик с водой, кое-что из посуды и здоровенную
банку со змеиным вином — рисовой водкой, в которой плавали рептилии. Мальчуганы
сноровисто вымыли кобру в тазу, растянули её и особым ножичком взрезали брюхо,
да так ловко, что сердце, выскочившее на тарелочку, ещё продолжало биться.
Затем рептилия была обезглавлена, кровь — выпущена в стакан и смешана со
змеиным вином. В строгой пропорции, благотворной для пищеварения и здоровья.
Последним в эликсир было опущено сердце.
Лао-шифу благосклонно взял поднесённый напиток, пригубил, со
вкусом разжевал…
Дивное снадобье несло в себе единство трех сил, инь и ян,
весь квартет стихий и массу питательных сутей. Именно то, что требуется
посвященному…
…И тут прибежал третий мальчуган с важным донесением.
Устным, в двух словах, шёпотом на ухо.
Пришлось благородному мужу прервать наслаждение ради
безотлагательных дел и, оставив тренировочную площадку, направиться в дом.
В доме, как и в саду, царило триединство сил. Ширмы,
шкафчики и спинки стульев покрывали росписи и инкрустации, на столах, в особых
поддонах, росли карликовые деревья, вдоль стен, облагороженных панелями, стояли
вазы и горшки с цветами. Решётчатые, затянутые бумагой окна мягко фильтровали
солнечные лучи, упорядочивали их в невиданные узоры и окрашивали в тёплые
изысканные тона. Казалось, из окон изливалось топлёное молоко, приправленное
мёдом.
В доме лао-шифу ждал гость.
Потный, в какой-то накидке из звериных шкур. Он сидел на
полу, с наслаждением скрёб под мышкой и что-то рассказывал по-русски Шоусиню,
[45]
глиняному, пузатому и улыбающемуся.
— Ну здравствуй, — вежливо рассмеялся седой,
подошёл и, не чванясь, крепко обнялся с гостем. — Здравствуй, драгоценный
племянник. С возвращением тебя. Сразу скажу, что твоя информация полностью
подтвердилась — «блондинчик» у нас под колпаком. Наши лучшие региональные
братья крепко сели ему на хвост и скоро выпотрошат без остатка. Отличная
работа!
Говоря так, он сощурился, притопнул ногой и с такой силой
ударил кулаком о ладонь, что в хрустальном аквариуме заволновались золотые
рыбки.
— Нелегко тебе, видать, пришлось в России,
племянник… — критически осмотрев гостя, продолжал грозный лао-шифу. Достал
из шкафчика бутыль, вместительные чашки и принялся разливать пахучую
сине-зелёную жидкость. — Выпей вина тётушки Кхе, оно поможет тебе
вернуться к гармонии…
Строго говоря, его племянник, в котором проницательный
читатель наверняка узнал «чукчу» Мирзоева, в России не перетрудился. Без всяких
приключений добрался до места встречи, немного пропутешествовал вместе с Мгави
(убедительно белым и русоволосым), а затем сделал «кидняк». Глухой ночью сошёл
на станции Большие Попадали, прихватив у попутчика портмоне, да и был таков.
Посмотрим теперь, далеко ли продвинется Чёрный Буйвол без
денег и документов!
А дальше всё было делом техники. Граница, окно, доверенные
братья… и вот наконец — дом любимого дяди. Ну, может быть, не слишком любимого,
но зато очень, очень, очень уважаемого…
Мирзоев откинул с головы капюшон и заулыбался. Но телу
растекалось живительное тепло, замешанное на змеиной премудрости.
