«…А хотя бы и с ушами», — изумлённо осознал он спустя
ещё миг. Ибо дело определённо того стоило. Боль ушла, и чувствовалось —
насовсем. Краев робко прислушался к себе, начиная понимать, что всё же не умер,
и не решаясь как следует поверить проснувшемуся желанию жить.
— На дне хворь твоя, — ожгла его взглядом
Оксана. — Ладнее закопаешь — счастливей проживёшь. Уразумел?
То ли улыбнулась, то ли оскалилась, вымотанная тяжёлой
работой… Повернулась и пошла прочь, не дожидаясь ответа, крепкая, широкобёдрая,
мать, возлюбленная, жена… Не какая-нибудь бледная немочь с подиума, жертва
голодного обморока. Настоящая женщина…
— Спасибо, — просипел Краев уже ей в спину и так и
не понял, услышала ли она. Наверное, не ждала благодарности…
Лопаты, кстати, никто ему не дал. Осмотревшись, Олег понял,
что так было надо по правилам древнего культа, и, не поднимаясь с колен,
принялся закапывать свою болезнь прямо ладонями. На него ещё накатывала
тошнотворная слабость, но она не имела никакого значения. Сейчас он был готов с
удовольствием затрамбовывать «злокачественную неоперабельную» не то что в
мягкий грунт — валунами её заваливать, проклятую, чтобы не вернулась… Засыпал с
горкой, долго топтал ногами, поискал осиновый кол, не нашёл и приволок с
озёрного берега увесистый, еле-еле поднять, валунок…
Он как раз устанавливал его на «могиле», когда из лесу
появился блаженный. С просветлением на одухотворённом лице и с пластиковыми
пакетами в обеих руках.
— Ну что, никак управился, паря? — деловито
спросил он у голого и грязного Краева и похвалил: — Молодец. А я, вишь,
боровичков подсобрал, что, думаю, зря время терять… Ну всё, хватай одёжку,
домой пора. А то, смотри, кое-кто нам не рад…
Краев сощурился против солнца и на другом берегу озера
увидел троих всадников. Всадники в полной мере соответствовали домотканой
рубахе здешней ипостаси Оксаны — в бронях, с копьями, при щитах и мечах… и, что
характерно, ничуть не походили на ряженых ролевиков.
Спустя несколько секунд Краев осознал, что вполне отчётливо
различает их без всяких очков — это на таком-то расстоянии? Ну, чудеса…
Впрочем, со вкусом поудивляться было некогда. Олег кинулся
сперва в предбанник, потом, на ходу впрыгивая в одежду, — следом за
блаженным, успевшим уйти довольно далеко вперёд. Вместе они нырнули в мышиную
полутьму знакомой сараюшки, а когда снова вышли на свежий воздух, окружающий
мир вернулся к прежнему состоянию. Родная вонючая бузина, привычная российская
разруха…
— А скажи мне, Никита, — вздохнул полной грудью
Краев, — ведь мы с тобой… мы были с тобой сейчас…
Писатель, писатель, а слов форменным образом не хватало.
— Э, мил человек, больно прыткий ты, — усмехнулся
блаженный. — Привык в своих книжках-то мечтать. Никуда мы с тобой особо не
уходили, так, одним глазком за край заглянули. На-кось, боровичков
возьми… — И Никита щедро отдал ему один пакет. — С лучком пожаришь, с
картохой. Теперь можешь и под водочку… «Кристалл» только не пей. Гадость, по
себе знаю.
— Спасибо, — взял подарок Краев, и горло вдруг
перехватило. — За всё… спасибо тебе…
— Это ты не ко мне, — хитро подмигнул блаженный и
отдал сотовый телефон, про который Олег успел прочно забыть. — Это ты ей
вот скажи. Сотри, дурень, пока в самом деле не улетело, испугается же… Эх,
скинуть бы мне годков пятьсот!.. Ну, желанный, стал быть, пока. Чую, скоро ещё
свидимся. Бывай.
И, не переходя мост, он стал забирать вправо, в обход,
куда-то но своему берегу. Тому самому, обрывистому, песчаному,
пропитанному медово-сливочным солнцем.
— Бывай, — в спину ему уже сказал Олег. В два шага
пересёк мост, расправил плечи и… для начала действительно стёр «посмертные»
сообщения, а потом не удержался, позвонил Оксане. И, невзирая на бьющее в глаза
отсутствие сетевого покрытия, услышал её голос. Один в один как тот, в истомном
мареве бани…
Варенцова. «…Синим взмахом её крыла»
На службе Оксану ждал сюрприз: экстренный звонок из лесного
гнездилища ФСБ. С категорическим приказом немедленно явиться пред светлы очи аж
самого начальника УФСБ.
— Оксана Викторовна, я подвезу, — тяжело вздохнул
Забелин. — У меня и у самого там кое-какие дела…
На самом деле он, наверное, думал: вот чёрт дал подчинённую,
с такой, пожалуй, соскучишься. Небось не каждого опера вызывают напрямую к
Самому. С такой подчинённой лучше ехать лично, держать ушки на макушке и быть
полностью в курсе…
Пока «Нива» вперевалочку одолевала грейдер, нашлось время
для разговора о служебных делах.
— Новый компромат. — поделился Николай
Ильич. — Свеженький, тёпленький, только что получили.
— На Колякина, — немедленно угадала Оксана.
— На него, родимого, — кивнул Забелин. — У
нашего комбинатора, помимо кабака, курятника, свинарника и лесопилки, имеется
ещё, оказывается, серпентарий. Да не аквариум с тремя ящерицами, а целая ферма
по заготовке змеиного яда. Естественно, под командованием расконвойного
заключённого по фамилии…
«Неужели Нигматуллин», — подумала Оксана и опять
угадала.
— Нигматуллин, — сказал Забелин. — Ренат
Вильямович. Колякин заготавливает яд и опять же через Нигматуллина сбывает его
за конвертируемую валюту. Ну ладно, сбывает, тут всё понятно, но сам яд! Он,
похоже, не гадюк доит, а кобр. Это в наших-то северных краях! Откуда,
по-вашему, Нигматуллин берёт столько кобр, чтобы получать от них яд в
промышленных количествах? Вот вопрос так вопрос. Кобры-то, как известно, у нас
в неволе практически не размножаются…
— В промышленных количествах — это сколько? —
хмуро спросила Оксана.
Забелин медленно объехал очередную яму.
— Арифметика простая, — пояснил он затем. —
Ферма Колякина дает на-гора граммов четыреста яду. Притом что за сезон от кобры
в лучшем случае можно надоить где-то два грамма. Сухой — в пять раз легче
жидкого. То есть у них, получается, в работе примерно тысяча кобр. Во гадючник?..
— Энтузиаст вроде Рената Вильямовича ещё не то развести
может, — задумчиво проговорила Варенцова. — Да-да, знаю я его,
представьте, пересекались когда-то… Меня вот что удивляет: как они реализуют
всё это добро? На внутреннем рынке навряд ли, да и цена смешная. А за кордоном
наша продукция успехом не пользуется. Доразбавлялись в своё время…
— Да, — кивнул Забелин. — А ведь сбывают со
свистом, по моим сведениям — отрывают с руками. Значит, есть в здешней отраве
какая-то изюминка… Не тот человек наш Колякин, чтобы из-за копеек башку
подставлять. Эх, вот бы кого в губернаторы, прости, Господи, душу грешную…
Так, за разговорами, они миновали проезд со шлагбаумом и
часовым и притормозили возле буржуйского, с лепниной на фасаде, вычурного
особняка. Оксана ещё снаружи увидела, что на парковке, по идее предназначенной
для автомобилей, стоял вертолет Ка-50, называемый ещё в народе «Чёрной акулой».
Действительно, радикально чёрный, да ещё и без опознавательных знаков.
Тотальное, стало быть, инкогнито.
