— Чайку? Сделаем мигом. — Майор исчез и тут же
возвратился в сопровождении официанта, державшего электрический самовар. Сам
Колякин нёс явно увесистый, оранжевого пластика пакет. — Вот, для
котика вашего, — с чувством сказал он. — Печёночка телячья. Парная…
— Спасибо, — не побрезговала искренним подарком
Оксана…
Варенцова. Не буди лихо…
Когда принесли счёт, платить по которому, учитывая съеденное
и выпитое, оказалось легко, приятно и даже смешно, Колякин вовсе показался ей
вполне достойным человеком, отличным командиром, надёжей и опорой конвойной
службы. Такому не грех помочь, ободрить, поддержать по мере сил словом и делом.
— Да, майор, думаю, мы сработаемся, — сказала на
прощание Варенцова, с одобрением кивнула и в сопровождении Забелина вышла на
свежий воздух. И сразу услышала визг тормозов — это лихо, с понтом, по-пацански
остановилось возле входа авто. Плевать, что корейское и, по сути, бюджетное,
зато сразу чувствуется — от правильных пацанов: с тонированными в ноль
стёклами, с погремушками обвеса, с нестандартными покрышками, с великолепием
литья. На капоте скалил зубы недовольный жизнью тигр — не аэрографированный,
всего лишь плёночный, но зато страшный — аж жуть.
[2]
В целом
машина напоминала дешёвый леденец, завёрнутый в яркий фантик.
— Земеля, отвали, мы ненадолго, — веско послал
водитель сунувшегося было парковщика. Вылез из машины, лихо подмигнул
попутчику, разминающему ноги на газоне.
— Ну, корень, и Ташкент. Сейчас мы с тобой пивка
холодненького…
Оба, что водитель, что пассажир, были прикинуты в чёрную
кожу, жара там, не жара. Не столько крутые, как на понтах, не столько блатные,
как голодные.
«Ну и шелупонь», — скривилась Оксана, гадливо прищурила
глаза и направилась было к забелинской «Ниве», но тут «шелупонь»
заинтересовалась бомжом, тихо пробиравшимся через стоянку.
— А ну-ка, чмошник, стоять, — ощерился
рулевой. — Живо озадачился, упёрся рогом и протёр все стёкла моей
ласточки. Если хочешь оставаться таким же красивым и здоровым… Ну всё, в
пахоту, время пошло!
Оксана невольно вспомнила совсем другого бомжа, ошивавшегося
во дворе её питерского дома (напомним, сугубо ведомственного). Тот при виде
подъехавшего автомобиля немедленно бросался протирать номера, думая таким
образом заработать на пиво; беда была в том, что номера при «протирке» грязным
рукавом нещадно царапались. Соответственно, контингент, состоявший из офицеров
«компетентных органов», шарахался, ругался и спешил сунуть дворовому террористу
десятку, только чтобы он близко к машине не подходил.
Здесь, похоже, ситуация складывалась принципиально иная.
— А чего их тереть-то, милай, — поднял голову
бомж, и его интонации вдруг показались Оксане смутно знакомыми. — Чёрного
кобеля не отмоешь добела. Все одно в машине у тебя будет темно, как в жопе у
мавра. Не ведаешь, милый, куда рулишь…
— Что? — Рулевой страшно выругался и схватил бомжа
за ватник на груди. — А ну, козёл, живо в пахоту! Ты, пидор, гребень,
парашник, ложкомойник, дятел, сука, грёбаный чушок…
[3]
Оксана, даром что была в форме, даже не вспомнила о
присутствии рядом своего прямого начальства. Ну забывала она в таких случаях
спрашивать разрешения — ругайте, наказывайте, подошла и с ходу вмазала носком
туфли-лодочки водителю по ноге. Чуть пониже икры, аккурат в нервный узел. Тут
же приласкала ладонью в почку, двинула коленом в бедро и от всей души, с
каким-то зверским наслаждением засадила кулаком в печень. И кто говорит, будто
женщина неспособна отправить мужчину в аут по причине невозможности нанести
достаточно сильный удар, тот просто не стоял никогда под подобным ударом.
«Правильный пацан» охнул, захрипел, ёкнул внутренними органами и, забыв про
бомжа, начал укладываться на землю.
Однако упасть ему не дали. Сильные руки (на сей раз —
мужские) схватили за воротник, и громкий голос рявкнул:
— Фамилия?
Это вмешался в происходившее подполковник Забелин. Тоже не
постеснявшийся ни формы, ни присутствия подчинённой.
— Сучков мне фамилия, — всхлипнул рулевой, —
а ему, — он указал на стоявшего столбом пассажира, — Засухин.
Дяденька… — умоляюще посмотрел он на Забелина. — Тётенька… — Это
уже относилось к Варенцовой. — Простите! Отпустите! Я к братану на
свиданку еду, весь на нервяке, вот и не совладал с натурой, не сдюжил, каюсь…
Простите, дяденька, ошибка вышла…
Да, прав был классик: битие определяет сознание. А если при
этом присутствует ещё и васильковый цвет, воспитательный процесс поднимается на
небывалую высоту. Наивному Макаренко и не снилось…
— Документы! — велел Забелин. Взял, посмотрел, с
неохотой вернул. — Так, значит, говоришь, к брату? На свиданку?
И Оксана начала понимать, отчего его так кротко слушался
встреченный давеча вепрь.
— Так точно, дяденька, к брату, — часто закивал
рулевой. — К молочному. К Федьке… Он теперь на расконвое, за хорошее
поведение. Дяденька, отпусти, мы детдомовские, с Припяти. Без папы-мамы росли.
Недоедали. Недопивали…
Он сиротски всхлипнул, дёрнул головой, а будучи отпущен с
миром — поковылял к машине, держась за печень и подволакивая ногу, но со всей
возможной скоростью. Вот они с пассажиром забились в салон, хлопнули дверцы,
вгрызлись в дорогу колёса…
— Клоуны, — посмотрел им вслед Забелин, кашлянул и
повернулся к бомжу: — Ну что, цел? Жить будешь?
«Мама дорогая, — мысленно ахнула Оксана. Это был он!
Тот самый бомж, что лет пять назад одарил её книгой Краева про
Беловодье. — Господи, как он сюда-то попал? Или… или он всегда тут и жил,
а „попала“ как раз таки я?..»
— Да что мне станется, — усмехнулся тот, почёсывая
скулу. — А вот за державу обидно. Ездють тут всякие, хватают за грудя,
оскорбляют честных граждан уголовными словами… А ведь сами-то убогие и не видят
ни зги…
[4]
— Тут он солнечно улыбнулся Варенцовой. — А
тебе, желанная, за заботу да за участие низкий поклон.
Что-то в его манере было от скомороха. Ни за что не
разберёшь, где дурачится, где всерьёз говорит.
— Тебе вообще-то куда? — спросил Забелин и глянул
на часы. — А то можем и подвезти…
Оксана поняла, что эти двое были знакомы. И знакомы хорошо.
— Спасибо, мне недалече… — начал потихоньку
пятиться бомж. — Ты сам-то не забудь смотри: скоро грянет. Так что не стой
под стрелой…
— Кто это, товарищ подполковник? — подходя к
«Ниве», самым невинным тоном спросила Варенцова. — Весьма колоритная
личность!
