Волюнд проводил её до тропинки, что вела вниз. Сошёл бы и к
самой воде, но Бёдвильд его не пустила. Я стану волноваться за тебя, сказала
она ему, и он не пошёл. Только спросил, не возьмет ли она безрукавку – ведь на
воде будет холодно… Бёдвильд отказалась.
Волюнд неподвижно стоял на своей скале, глядя ей вслед. Пока
окончательно не слился с чёрным гранитом…
А потом расстояние сделало остров похожим на тучу, уснувшую
возле солнечного горизонта, и Бёдвильд перестала оборачиваться. Скалы Три Брата
уже росли впереди, когда ей почудился плеск, доносившийся откуда-то сзади.
Она оглянулась.
Она не испытала бы большего страха, если бы великан
Севарстёд вдруг разогнул свои каменные колени и зашагал по воде следом за ней.
Распустив широкое расписное ветрило, её быстро настигала большая крутобокая
лодка, та самая, которую она не надеялась похитить из корабельного сарая. А из
лодки смотрели братья, Хлёд и Эскхере. И держали наготове два длинных багра.
Бёдвильд выросла у моря и знала – спастись не удастся.
– Братья!.. – крикнула она, напрягая голос. –
Хлёд и Эскхере! Оставьте меня, не гонитесь!..
– Дочь рабыни! – донёс до неё ветер. – Мы
наставим тебе синяков, если ты ещё раз назовёшь себя нашей сестрой!
Бёдвильд в последний раз посмотрела туда, где хмурились под
солнцем гранитные утёсы острова Севарстёд. Только одно она могла сделать, пока
лодка с близнецами не подошла слишком близко. Волюнд никого не найдет на скалах
Три Брата. Но, может быть, чайки расскажут ему, где её теперь искать…
Резким движением она легла на борт своей лодочки,
переворачивая утлую скорлупку. Братья что-то закричали ей, вёслами помогая
парусу, мчавшему их вперед, но Бёдвильд уже не слышала. Зелёная морская вода
хлынула ей в уши. Венок сорвался с головы, и, обгоняя её, отправился вниз,
вниз, на далёкое тёмное дно…
Хлёд сказал:
– У неё что-то было на голове, такое блестящее. Я не
разглядел. А ты?
Он сидел на корме рядом с Эскхере, сбросив мокрую одежду и
закутавшись в запасной парус. Бёдвильд лежала у него в ногах и неподвижно
смотрела в синее небо. Ременный пояс стягивал за спиной её локти. Хлёду
пришлось нырнуть за нею так глубоко, как он никогда ещё не нырял.
Бёдвильд не пошевелилась даже тогда, когда лодка причалила и
Нидуд с Рандвером заглянули через борт.
– Зачем ты её связал? – недовольно спросил конунг,
обращаясь к старшему сыну. – И не лучше ли было бы прикрыть парусом её, а
не себя?
Хлёд обиделся:
– Она удирала от нас, как ведьма, оседлавшая кита! А
когда мы настигли её возле Трех Братьев, она кинулась в воду! Вот я её и
связал, а не укрыл потому, что она этого не стоит!
Рандвер нахмурил светлые брови.
– Это моя невеста, и я не хотел бы, чтобы она заболела…
Хлёд огрызнулся:
– Тебе невеста, а мне сестра! И я имею право её
наказать, а ты не имеешь!
Он успел уже позабыть, как сам только что отказывался от
родства. Рандвер промолчал: не дело мужу спорить с неразумным юнцом. Он поднял
Бёдвильд на руки и вынес на берег. И там, встав на колени, распутал ремни на её
руках и ногах… Хмель повылетел у него из головы, и он дорого дал бы за то,
чтобы прожить вчерашний вечер ещё раз. Он помог ей подняться и восхищенно
сказал:
– Нидуд, как красива твоя дочь! И мне нравится, что у
этого цветка есть шипы. Если бы я уже не попросил у тебя Бёдвильд, Нидуд конунг,
я бы сделал это сейчас!
Нидуд расхохотался.
– Рандвер, ты настоящий орел! Однако я другое хочу
сейчас тебе предложить и думаю, что это дело отгонит от тебя скуку. Помнишь, я
обещал тебе подумать о приданом для Бёдвильд? Посмотри-ка на ту скалу, стоящую
в море: мы называем её островом Севарстёд. Я тебе там кое-что покажу, и ты
убедишься, что мне поистине ничего не жаль для Бёдвильд и для тебя.
Лодку, в которой приехали близнецы, перевернули вверх дном,
выливая воду. А из корабельного сарая вытащили другую – всю в замысловатой
резьбе.
Они отправились на остров вдвоём: Нидуд первый посмеялся бы
над вздумавшим опасаться хромого и беспомощного кузнеца. А перед тем, как
отплыть, Нидуд обернулся к Бёдвильд, стоявшей на берегу, и к воинам вокруг неё.
Он сказал:
– Дайте Бёдвильд сухую одежду и одеяло. И пусть она
дожидается нас взаперти.
Ветер был попутный – и вот уже каменная громада заслонила
полнеба. Привязав лодку, Рандвер сказал наполовину шутя:
– Куда мы попали, конунг? Если бы это не ты привёз меня
сюда, я бы решил, что меня хотят скормить злобному троллю, живущему в камне…
Задрав голову, он разглядывал нависшие утёсы, изглоданные
тысячелетним прибоем. Нидуд сказал ему без улыбки:
– Ау тебя, Рандвер, не только орлиные когти, но и глаза
как у орла. Твоя правда, живет здесь в камне я сам не знаю кто, тролль или
человек… Слышал ли ты когда-нибудь о кузнеце по имени Волюнд?
Рандвер ответил:
– Кто же не слышал о нём, творящем чудеса из золота и
железа?
Нидуд указал пальцем наверх:
– Мы поднимемся по тропинке, и ты увидишь, правдивы ли
эти рассказы. Там он с прошлого лета сидит у меня на цепи…
Рандвер помолчал некоторое время, потом пробормотал:
– Кто другой похвастался бы мне таким подвигом, Нидуд,
я не сходя с места назвал бы его лжецом. Так это его ты хочешь мне подарить?
– Да, – сказал Нидуд. – Бёдвильд и тебе. Я
прятал его здесь, ибо не хотел, чтобы о нём знали вокруг.
Рандвер сказал:
– Ты держал его на цепи, а я, пожалуй, прикажу
выстроить прочную клетку…
Нидуд усмехнулся.
– Я уже позаботился о том, чтобы он не сбежал. Он не
может ходить, Рандвер, и только ползает на четвереньках. Цепь нужна мне больше
затем, чтобы он не убил себя, бросившись со скалы.
Рандвер сказал:
– Так это совсем хорошо, Нидуд конунг! У меня будет не
только кузнец, но и шут!
Они полезли по крутой каменистой тропе. И судьбе было
угодно, чтобы Рандвер поскользнулся на том самом месте, где в начале прошлого
лета едва не сорвался сам Нидуд. И тоже только чудо удержало его на тропе…
Мелкие камешки посыпались вниз, звонко отскакивая от гранитной стены. Рандвер
промолвил, побледнев:
– Нехороший это знак, Нидуд конунг. Кто-то
предостерегает меня…
Нидуд ответил со спокойной улыбкой:
– И меня, Рандвер, постигло здесь нечто подобное. И я,
как ты, тоже готов был подумать, будто удача мне изменяет. Но потом я понял,
что всё это сказки пугливых старух.
Молча поднялись они на самый верх… Заросшая мхом, стояла
перед ними хижина, прислонённая к каменному плечу скалы.
