Долго ещё странствовал молодой удалец. Ехал по заросшим
холмам, где уходившее Солнце щедро золотило лесные макушки, а меж сосен
наливалась багряным мёдом брусника. Ехал берегом тихих озёр, где безмятежно
дремали белые кувшинки и плакучие ивы спускали зелёные косы к самой воде, к
густым, тихо шепчущим тростникам… И думалось Вострогору – век вечный не
позабудет он полные муки глаза страшила-невесты, век будет звучать в ушах тихий
голос:
– Убил бы уж, жених ласковый…
Клял Вострогор свою трусость и, кажется, сам себя готов был
убить, да вот незадача – меча-то с собою не прихватил, там же и бросил.
Но вот минуло время, и прошлое начало заплывать, зарастать,
как покинутая могила, травою-быльём. Вышел Вострогор к Людям из лесу, речь
человеческую припомнил помалу. А ещё погодя надумал построить дом и жениться.
Начал приискивать себе ровнюшку-невесту, непременно разумницу да красавицу.
Что ж, нашли ему добрые Люди душу-девицу. Сказывали, допрежь
гнала она всех женихов, а тут засобиралась немедля. И только что увидал её
Вострогор – в тот же миг влюбился без памяти, не стал даже выпытывать, умна ли.
Честь честью сладили им свадебный пир, трижды обвели вокруг священной ракиты на
берегу, вокруг свидетеля-Огня в очаге. Уложили в клети держать опочив… обнял
жену Вострогор, да тогда и заметил у ней на белой груди, как раз против сердца,
маленький рубчик.
– Али не узнал, суженый? – засмеялась краса
ненаглядная. – Больно быстро ты убежал тогда, не дождался, пока опадут
коросты, корки еловые… Предал ты меня смерти, а хватило бы поцелуя. Довольно ли
теперь хороша?
Тут и понял всё молодец, в самом деле спознал, что своей
судьбы не минуешь. Кинулся на колени перед женой, взмолился простить…
Сказывают, до смертного часа помнил он о двух волосках,
скованных на наковальне. А девки стали ходить к кузнецу:
– Скуй и мне свадебку, Кий!
Голос неба
Давно уже Земля оправилась от потопа, давно зажила рана Неба
– остался лишь опалённый широкий след, по сию пору ясно видимый в звёздные
ночи. Люди ещё называют его Млечным Путём и говорят, что этим путём идут
праведные души в ирий. Казалось, всё стало, как прежде. Но из-за Железных Гор
налетали холодные ветры, зловещие, настоянные на дурном колдовстве. И вот с
чего началось.
Люди, всегда жившие в послушании Роду и Матери Ладе,
стыдившиеся матерей, сестёр и невесток, пуще глаза хранившие честь чужих подруг
и невест, – иные из этих самых Людей вдруг как позабыли, что есть на свете
Любовь, предались мерзкому блуду, стали водить по нескольку жён, посягать на
любую девку и женщину, силой брать, какая понравится. Не отставали и жёны:
бесстыдно искали объятий красивых мужчин, рожали детей, сами не ведая, от кого.
Подрастали нелюбимые дети и становились такими же, как их горе-матери,
горе-отцы…
Достигла слава о людском непотребстве слуха Богов.
Вспыльчивый Перун готов был нагромоздить тучи и новым
потопом смыть дерзких с лика Земли, оставить разве что Кия и его род.
Даждьбог-Солнце не хотел больше светить им, задумал совсем отвратить благое
сияющее око прочь…
– Нет, – сказал Отец Небо, Сварог. – Стыд
вам, сыновья! Гоже ли из-за горсточки блудодеев губить всех подряд? Надо
установить им Закон. Дать Правду, чтобы знали, как жить. Чтобы держала боязнь,
коли ума не хватает и совесть уснула. И карать тех, кому закон не закон. Я
произнесу его им.
А надобно молвить – допрежь того дня Земля и Небо ни разу не
говорили в полный голос с Людьми. Боялись напугать: слишком велики были оба,
слишком могучи. Меньше всего хотелось Богам, чтобы кто-то боялся Земли под
ногами и Неба над головой… оттого, если бывала нужда, они приходили в
человеческом облике, Сварог – мужчиной, Земля-Макошь – женщиной, помощницей в
женских работах. И вот теперь Небо впервые провестилось, и его слово слышали
все, кто жил тогда на Земле.
– Люди! – пригнул вековые дубы, сорвал крыши с
домов огромный голос гневного Неба. – Вам уставляю закон: единой жене идти
за единого мужа, единому мужу водить единую жену! Тот не сын мне, кто осквернит
себя блудом. Не светить ему – палить его станет Солнце, не греть – сожигать
преступившего станет Огонь!
Люди в ужасе лежали ниц, правые и неправые. Никто не смел
поднять головы. Это очень страшно, когда вдруг содрогается, уходит из-под ног надёжнейшее
из надёжных – Земля. Страшней всемеро, когда отверзает уста Небо, вековечный
молчальник.
– Больше не стану говорить им, как ныне, –
отворотясь от не смеющих подняться Людей, уже не для их слуха горько молвил
Сварог сыновьям. – Это ещё непотребней распутства. Что же за честь, коль
её от бесчестия спасает только боязнь! А и мне наука: вижу теперь, на страхе
далеко не уедешь…
Однако воротить сделанное не под силу даже Богам. И вот с
тех-то пор пришёл к Людям страх. Страх перед Небом, ужас наказания за грехи.
Стали Люди придерживать нескромные речи у очага не из одного уважения к святому
Огню, но ещё из боязни: как бы не разгневался да не спалил всей избы, и ползли
слухи – дескать, бывало. Начали класть богатые требы, замаливая содеянное… и
тотчас всё повторять.
И, питаясь неправдой людской, понемногу крепли в Железных
Горах Чернобог и злая Морана.
А Люди, задумавшие беззаконное дело, старались теперь
совершить его ночью, когда уходит с неба Даждьбог, исчезает всевидящий огненный
глаз. Ибо это ему, Солнцу, поручил Отец Небо приглядывать за Людьми. Но
вскорости оказалось, что и у самих Богов кривды не меньше…
Денница и месяц
Была у троих Сварожичей возлюбленная сестра – Денница,
Утренняя Звезда. На исходе ночи, когда кони Солнца брали разбег и взвивались с
восточного берега Океана, она всегда горела дольше других звёзд, приветствуя
славного брата. Она первая проглядывала меж туч, когда стихала ночная гроза. А
пришло время, сыскался деве-звезде справный жених – молодой Месяц.
Стал он гулять об руку с Денницей в утреннем небе, стал
поезживать вместе с Даждьбогом на солнечной колеснице, а потом начал один
смотреть вниз по ночам, покуда Даждьбог светил Исподней Стране.
– Только к Железным Горам близко не подъезжай, –
строго наказал ему брат девы-звезды. – Странные Боги там поселились: со
мной ласковы, с тобою – как ещё знать!
Ибо сыновья Неба не раз уже крепко задумывались, не те ли
два скрюченные существа, поселившие в Нижнем Мире снег и мороз, оказались
причиной злочестия в Людях. А Чернобог и Морана словно учуяли: радушнее некуда
принимали троих могучих Сварожичей, когда те их навещали…
Молодой Месяц дал слово Даждьбогу и долго держал его, но
один раз всё-таки не совладал с любопытством. Направил белых быков, возивших
его колесницу, к Железным Горам. Мог ли он знать, что оттуда за ним давно уже
зорко следили жадные очи!
Медленно проплывали внизу отточенные вершины, облитые
молочным светом Месяца, языки снежников, бездонные пропасти и ущелья, окутанные
непроглядной тьмой. Спустился Месяц пониже, ещё и нагнулся, высматривая: где-то
здесь, сказывали ему, был тот знаменитый лаз в Нижний Мир, которым прошли
некогда Даждьбог и Перун…
