Решили Боги послать свата к Гюмиру и Аурбоде, просить Герд
для Фрейра. И снова выручил Скирнир. Знал он, что Великаны не потерпят в своей
стране ни Аса, ни Вана, ни светлого Альва: отправятся свататься – не
приключилось бы сражения вместо свадьбы! Он же, слуга, был простым Человеком,
родом из Мидгарда. Дал ему Фрейр славного коня, не боявшегося даже мрачного
пламени Муспелля, дал солнечный меч-самосек. И поскакал Скирнир.
Долго ли, коротко ехал – до самого Иотунхейма добрался верный
слуга, подскакал к дому дочери Великана. Не испугался ни пламени, ни злых псов,
лаявших у ворот. Пригласила Герд гостя в палаты, налила ему мёду, пошёл у них
разговор. И так хотел Скирнир скорее обрадовать Фрейра, что позабыл совет
мудреца: не заводить речей сразу о деле. Достал он подарки, что приготовили
Асы:
– Вот одиннадцать золотых яблок, дарующих молодость
всякому, кто их отведает. Это Фрейр, мой хозин, прислал их тебе, потому что ты
ему полюбилась.
– Знать не хочу твоего хозяина, – ответила Герд.
Скирнир продолжал:
– А вот золотое кольцо, его послал сам Один – каждую
девятую ночь порождает оно восемь себе подобных…
Едва глянула на подарки гордая Великанша:
– Не бывать Фрейру никогда моим мужем. Не выменяет он
моей любви за яблоки и кольцо!
– А вот меч у меня в руке, – сказал Скирнир в
отчаянии. – Видишь руны на его лезвии? Снесёт он тебе голову, если будешь
злословить!
Герд молвила:
– Никогда ещё в моём роду не терпели угроз! Мало
поможет тебе твой меч, когда вернётся отец.
Не стал разумный слуга затевать схватку с Гюмиром – ибо
мечом не берут любви, не рождают счастья убийством. Вышёл он за ограду двора в
дубовую рощу и начертал священные руны, а потом произнёс песнь, полную
приворотных заклятий:
– Руны я режу —
«турс» и ещё три,
но истреблю их,
так же, как резал,
когда захочу.
Жезлом укрощенья
ударю тебя,
покоришься мне, дева.,
Было в той песни обещание праздника, были и кары упрямице. А
когда вышел Скирнир из рощи – увидел: бежит Герд со двора, всюду ищет его,
посланца Богов.
– Прими, гость, мой привет, – сказала, переведя
дух. – Была я с тобою невежлива, разговаривала не подумав. Неправду я
молвила. Пал мне на сердце Фрейр – вот уж не мыслила я, дочь Великана, что
полюблю Вана…
Так и не понял Скирнир, что помогло: могучие руны, которым
научил его Один, или Любовь, которой от века нет дела до распри племён – на
Небе и на Земле…
Один у Вафтруднира
Великан Вафтруднир прослыл в своём племени мудрейшим. По
всем девяти мирам прошёл слух о его уме и неисчерпаемых знаниях. А ещё – о том,
что каждого гостя он заставлял состязаться с собой в мудрости, не выпускал из
дому, не разведав, кто носит в груди больше знаний – он сам или путник,
забредший к порогу. На любой вопрос Вафтруднир отвечал без запинки, зато сам в
конце концов всегда спрашивал что-нибудь такое, чего не знал гость. Оттого
стали звать Великана Вафтрудниром – Сильным в запутывании. И так по душе
пришлась ему игра, что начал он биться об заклад с каждым, с кем состязался. И
бывало, что гибель ждала проигравшего.
Услышал про то Отец Богов и надумал проведать грозного
Великана, решил сам взглянуть, кто такой Вафтруднир и где он живёт.
– Не ездил бы ты лучше, – молвила мудрая Фригг,
когда Один пришёл к ней за советом. – Великаны родились прежде Богов, и
кое-кто из них унаследовал древнюю мудрость. Вафтруднир старше тебя. Может, он
вправду знает что-нибудь из прежних времён, неведомое тебе?
– И всё-таки я поеду, – сказал вождь Асов. –
Не дело терпеть, чтобы хвастался враг Богов и Людей!
– Что ж, поезжай, коль надумал, – вздохнула светлая
Асинья. – И вот тебе доброе заклятие в дорогу: здоровым отправься и
возвращайся здоровым, будь невредимым в пути! И пускай в селениях Турсов не
изменит тебе мудрость, Властитель Побед!
Фригг, пожалуй, сама посрамила бы в споре не одного мудреца:
много тайн было в её власти, она даже провидела судьбы, как Норна, – хотя
и не делала предсказаний. Потому и не стала особенно отговаривать мужа: знала,
что не теперь суждена ему гибель…
Дом Вафтруднира стоял далеко на востоке, в Утгарде. Увидел
мудрейший из Великанов гостя на пороге:
– Что там за пришелец, так неожиданно появившийся? Уж
не состязаться ли со мною пришёл? Что ж, садись на скамью, если есть мужество
поставить в залог свою жизнь, а если нет – уходи, иных условий я не приму! Да
скажи сперва, кто ты таков?
Тогда вспомнил Один, как назвала его жена, напутствуя на
дорогу.
– Зовут меня Гагнрадом – Властителем Побед… И во мне
достаточно мужества, чтобы заплатить головой, когда проиграю. А на скамью сяду,
когда признаешь меня достойным соперником и вновь пригласишь!
– Что ж, тогда отвечай, – начал Вафтруднир. –
Как зовётся тот конь, что вывозит День в небо поутру?
– Скинфакси ему имя, – ответствовал Один. – Я
слышал, немного найдётся коней, подобных ему: огнём горит его грива и освещает
весь мир!
– А как, – спросил Вафтруднир, – имя коня,
что привозит нам сумрак ночи из-за восточного края Небес?
– Это конь Хримфакси, – ответил тотчас же
Один. – Вот кто вывозит к нам Ночь, и росой опадает на Землю пена с его
удил…
И ещё много вопросов задал ему Великан: о далёком прошлом
Вселенной, о древнем Имире, обо всех девяти мирах и о судьбах, что ждут живущих
на свете. Но сколько ни спрашивал мудрейший из Турсов, гость отвечал без труда.
Не мог Вафтруднир запутать его, как привык.
– Садись на скамью, я вижу, что встретил достойнейшего
из достойных, – вновь пригласил он Одина. – Теперь твой черёд
спрашивать, но запомни: не выдумаешь, чем меня удивить – домой не вернёшься!
И вновь пошло у них состязание, игра в жизнь или смерть.
Расспросил Один Вафтруднира, светлого разумом, о Луне и о Солнце, о рождении
Ночи и Дня, о родине ветра и почему зимой холодно, а летом тепло. Без раздумья
рассказывал древний Турс, помнивший ещё чуть ли не Имира:
– Боги дали Луне изменчивый облик, чтобы отсчитывать
время. А ветер дует из Утгарда, ибо там сидит Великан Хресвельг, принявший
облик орла, и беснуется море, когда взмахнёт он крылами. Отцом Лета был Свасуд
– Ласковый, и оттого оно благонравно. Отцом же Зимы был Виндсваль –
Холодный-как-ветер, сын Васада – Неприятного, и у них в роду все жестокосердны
и злобны…
Всю мудрость девяти миров выспросил у Вафтруднира Один. И
наконец глубоко вздохнул и промолвил:
– Скажи, что поведал Один, Вождь Асов, своему любимому
сыну, когда этот сын лежал на погребальном костре?
