– Ты боишься меня, Нидуд. Ты трус.
Нидуд побагровел от ярости, и капли пота выступили у него на
лбу. Он прыгнул вперёд, занося меч для удара, и эхом раскатился в утёсах его
боевой крик. Рандвер, спускавшийся по тропинке, услышал и задумался, не
следовало ли вернуться…
Белой тучей заклубились над островом сотни потревоженных
птиц! Стремительно портилась погода. Всё бешеней делался ветер, гнавший к
берегу табуны клокочущих волн. И клочья седого тумана цеплялись краями за
вершины горного кряжа, стоявшего на берегу, словно великанской работы ограда
вокруг конунгова двора…
А сам Нидуд уже понимал, что снова недооценил кузнеца. Не
человек противостоял ему, а каменная скала! Волюнд молча шёл вперед, хромая на
изувеченных ногах, готовых вот-вот ему изменить. И гнал Нидуда страшными
ударами, заставляя его отступать – сперва на шаг, потом ещё и ещё… Потом Волюнд
вдруг заговорил. Он сказал:
– Может, ты и любишь кого-нибудь, Нидуд конунг. Но для
всех, кто живет по другую сторону твоего забора, не человек ты, а ржавый
железный топор. Не был я таким никогда и не стану, да и тебя, видно, уже не
перекуёшь. А нет у тебя власти надо мной и не будет, пока я дышу…
Кружившиеся чайки видели, как Волюнд загнал повелителя
ньяров в хижину, сложенную из замшелых камней. И как через некоторое время он
вновь вышел наружу – один…
Неверными движениями он засунул за пояс свой меч и почти с
удивлением огляделся вокруг… По безрукавке текла алая кровь: победа над Нидудом
дорого ему обошлась. Хватаясь за камни, побрел он к тайнику, к спрятанным
крыльям.
Но не дошёл…
Сильный удар бросил его на колени, и жестокая боль пронизала
правое плечо. Он обернулся и увидел Рандвера, стоявшего в десятке шагов.
– Метко ты бросаешь нож, – сказал Волюнд. –
Но бросаешь в спину. Ты трус.
Он размахнулся и бросил в Рандвера свой меч. Бросил левой
рукой, потому что правая перестала повиноваться ему. Рандвер легко увернулся.
Он сказал:
– Славный подарок приготовил мне Нидуд!.. Знаешь ли ты,
раб, что я с тобой сделаю за его смерть?
– Не знаю, – ответил Волюнд, медленно оседая на
тропу. – Но вот рабом ты меня больше не назовешь.
Рандвер шёл к нему, на ходу свивая в руках верёвочную петлю.
Волюнд смотрел на него, не мигая и не отводя глаз… Жизнь уходила с кровью из
его ран, но в левой руке ещё оставалось достаточно сил. Рандвер подошёл, и
Волюнд прижал его к земле и связал ещё прежде, чем тот понял, что произошло.
Потом поднялся на ноги и, шатаясь, продолжил свой путь к тайнику…
Море глухо ревело у берега, сотрясая гранитные подножия
скал. Бёдвильд не повернула головы на шорох, раздавшийся в углу: что могло
шуршать в конюшне, на полу?.. Мышь?..
Но шорох повторился, и она скосила глаза.
Там, в углу, высунувшись откуда-то из-под пола, шарила в
соломе тонкая мальчишеская рука. Рука Сакси, её меньшого единокровного братца.
Бёдвильд вскочила. Мигом пробежала через всю конюшню и
схватила эту руку своими двумя.
– Бёдвильд!.. – шепотом позвал её Сакси. –
Бёдвильд, лезь скорее!..
Ни о чем не думая, скользнула она в узкую нору. И некогда
было вспомнить, как ещё в прошлом году мальчишки во главе с Сакси играли в
похищение волшебного мёда. И как за неимением скалы, которую одноглазый Один
просверлил своим буравом, они устроили этот подкоп. И как потом завалили его,
чтобы не попало от старших…
Бёдвильд вылезла следом за Сакси по другую сторону стены. И
чьи-то руки тут же набросили на неё широкий плащ с капюшоном, прятавшим лицо.
Бёдвильд оглянулась и увидела старого Хильдинга.
– Хильдинг!.. – сказала она. И больше не могла
вымолвить ни слова.
– Давно поседела моя голова, Бёдвильд, – сказал
старый ярл. – А твоя – как жёлтый цветок, и мне мало хочется, чтобы её
выбелило до времени. Сакси и Готторм отвезут тебя к моим братьям. А мой меч
позаботится о том, чтобы вас не догнали.
Бёдвильд обвила руками его шею, поцеловала в жёсткие седые
усы… Потом приметила Готторма – тот стоял подле Сакси, как воин подле вождя.
Она сказала ему:
– Готторм! Ведь Рандвер – твой брат!..
Готторм ответил с достоинством:
– Я сын конунга, Бёдвильд. И я сам выбираю, за кем мне
идти.
Тогда она спрятала лицо и пошла с ними к берегу.
Старый Хильдинг долго смотрел вслед беглецам. Он видел, как
лодка немного покружилась по гладкой воде, а потом пошла туда, где пенились
сердитые волны, разбивавшиеся о камни в устье фиорда… скрылась из глаз…
Тут-то Бёдвильд, прятавшаяся на дне, почувствовала, как
что-то живое зашевелилось у неё в ногах. Протянув руку, она откинула лежавшую в
лодке старую сеть и увидела кудрявую головку невольницы Хильд.
– Откуда ты здесь?.. – спросила Бёдвильд
изумлённо. Рабыня обняла её колени и заплакала.
Тогда Бёдвильд обратилась к своему младшему брату,
державшему руль. Она сказала:
– Куда ты правишь, Сакси?
Он ответил с удивлением:
– Как куда? К родичам Хильдинга ярла!
Бёдвильд сказала:
– Прошу тебя, Сакси, свези меня к острову Севарстёд.
Сакси долго молчал, прежде чем отозваться:
– Ведь там, на острове, наш отец!
Бёдвильд сказала так:
– Там Волюнд на острове, Сакси. Я чувствую, братец, с
ним что-то случилось. И если ты откажешься свезти меня туда, я выпрыгну из
лодки и поплыву.
Сакси нахмурился и проворчал:
– Мне он нравится не меньше, чем тебе. Но я почему-то
не прыгаю в воду и не плыву!
Бёдвильд сказала:
– Я не могу объяснить тебе, Сакси. Может быть, ещё семь
зим пролетят над тобой, а может, пять. Тогда ты поймешь сам.
Очень не нравилось Сакси, когда ему так вот напоминали о
малости его лет!.. Молча переложил он руль. Быстро помчалась лодка к острову
Севарстёд…
Волюнд взобрался на вершину утёса, волоча за собой крылья.
Широко легла перед ним бушующая морская равнина. Окутанный белой пеной прибоя,
высился вдали берег…
Он грудью встал против ветра и надел на себя крылья,
отливавшие нетронутой белизной. И распахнул их, еле заставив подняться свою
правую руку. Крутым и коротким будет его полёт и завершится в море, у каменных
ног этих скал…
Он вдохнул побольше холодного воздуха и шагнул вперед, на
самую кромку утёса, стремительно обрывавшегося вниз. И уже занёс ногу над
пустотой, когда ветер вдруг с бешеной силой ударил его в грудь, хлестнув по
лицу внезапным дождем!.. И не выдержали, подогнулись больные колени. Скрипнул
зубами Волюнд и навзничь повалился на чёрный гранит. Хрустнули о камень
тростниковые рамы. И ветер, свистевший над морем, принялся растаскивать
лебединые перья…
