– Ты считаешь за доблесть подразнить сильного, а
разговаривать с ним буду я! Ведь это я иду первым, не ты. Может, ты поэтому и
не думаешь ни о чём прежде, чем делать?
У Хельги выступили на скулах красные пятна, тонкие ноздри
бешено вздрогнули:
– Если ты испугался, я могу пойти первым вместо тебя!
Халльгрим тяжело помолчал, обдумывая ответ. Потом сказал:
– В храбрости мне, конечно, до тебя далеко. Я, кажется,
никогда ещё не гонялся на боевом корабле за стариками на лодках!
Хельги открыл рот, побагровев уже весь, но тут Халльгрим
поднялся на ноги и гаркнул в полную силу:
– Умей помолчать, Хельги Виглафссон! Иди и принеси сюда
этого мальчишку!
Хельги повернулся и молча ушёл в темноту. Бёдвар и Бьёрн
принесли в мешке внучка. Ни кусаться, ни царапаться он более не пытался, но
серо-зелёные, рысьи, глаза глядели по-прежнему зло. Воины положили мешок на
траву возле огня и отошли. Хельги с ними не вернулся.
– Пускай позовут Ас-стейнн-ки, – сказал Халльгрим.
Но она уже стояла по другую сторону костра, и её щеки были не румяней белёной
рубахи. Сын Ворона хотел ей что-то сказать – она не глядя шагнула мимо него, к
мешку:
– Мал!
Мальчишка уставился на неё, явно не узнавая, однако потом
отшатнулся и в ужасе завопил:
– Щур! Щур! Пропади!
Было видно, что такого страха он не испытывал даже под
палубой, когда звал на помощь деда. Звениславка бросилась к нему, дрожащими
руками принялась распутывать узел:
– Да живая я, живая, не бойся…
– Я могу отпустить его, – сказал ей
Халльгрим. – Завтра я велю высадить его на берег, а пока пусть твой раб
поможет мне его расспросить.
Звениславка повернулась к нему и крикнула сквозь слёзы:
– Зачем сюда пришёл?!
Мальчишка Мал растянул руками ремешок, вывернулся из мешка и
кинулся прочь с быстротой зайца, удирающего от выжлецов… Но на пути вырос
Видга, схватил его поперек тела и приволок обратно к костру. Бьёрн Олавссон
помог ему водворить внучка в мешок.
Халльгрим велел сыну отнести мальчишку на чёрный корабль.
Потом сел наземь и стал смотреть в весёлый огонь. Языки пламени вспыхивали и
опадали – как лезвия мечей, кружившихся в жестоком единоборстве…
И если бы у него выросли крылья и он смог бы подняться
высоко над островом, в тёмно-синее небо, подёрнутое редкими облачками, то на
берегу тихого притока, питавшего ключевой водой великую Рось, он увидел бы
мерцающий огонек. А спустившись пониже, услышал бы равномерные удары металла о
металл.
В самой же кузнице стоял такой лязг, будто и не отгремел ещё
на земле молот великого искусника Кия! Сыпала жгучими искрами железная
заготовка, ворочаясь с боку на бок на маленькой наковальне, всаженной для
крепости в грузный деревянный пень… Звонко, радостно пел молоточек кузнеца, и
на этот зов откуда-то из-под потолка, из-под стропил, обрушивалось тяжёлое
ковадло, взметаемое жилистыми руками молотобойца. Плетёная заготовка понемногу
выдыхала из себя испепеляющий жар огня, плющилась, приобретала форму меча…
И если бы наделённый крыльями покружился над кузней ещё
немного, он увидел бы высокого сутулого старика и с ним двоих вооружённых
отроков, шагавших берегом речки. Вот подошли… Сквозь раскрытую дверь было
видно, как молотобоец передал ковадло товарищу, жадно опорожнил протянутый ковш
и не спеша двинулся наружу. Работа за его спиной возобновилась как ни в чём не
бывало.
Поднявшись по вдавленным в землю ступенькам, кузнец
огляделся, приучая глаза к темноте, и сказал:
– Ты, что ли, дед Вышко? Что от работы оторвал – по
делу, без дела?
Он прошёл мимо старика, к речке, над которой курился тёплый
туман. Стащил кожаный передник, сдвинул со лба ремешок – жёсткие волосы
разлетелись по плечам. Встал на колени у воды и принялся мыться, не обращая
внимания на комаров.
– Ты уж не сердись, батюшка князь… – сказал ему
старик. Батюшка князь годился ему во внуки, но дед Вышко и не заискивал и не
подсмеивался. – Прости, княже, что помешал. Беда плывет по Роси, встречать
велит…
Князь поднял голову. Из кузницы вспыхивало огнём – в светлых
глазах родились медные блики.
– Какая беда, дед? Рассказывай толком.
Вышко сцепил пальцы за спиной, чтобы унять поселившуюся в
них дрожь.
– Урмане, княже. Сами про то сказали, – ответил он
глухо. – На трёх лодьях… Передний корабль весь чёрный и с дружиною… другой
красный, жёнки там да малые ребята… а третий расписной и тоже с дружиной. Вождь
ихний, на что ни глянет, всё вянет! Мы, говорит, гости мирные, да ведь знаю я
их, с ними дружи, а топора из рук не выпускай! Тебя спрашивали. Пусть, мол,
Турей-князь едет, встречает…
– Погоди! – остановил его молодой князь. Он
поднялся с колен и стал похож на крючкоклювого сокола, хищно развернувшего
крылья. – Так ты, дед, говорил с ними, что ли?
Старик хотел ответить, но губы подвели его, запрыгали, потом
жалко скривились. Он задохнулся, с протяжным всхлипом провёл по глазам рукавом.
– А на меня, княже, сам знаешь, всё валится, как в яму…
Где бы беда ни голодала, а ко мне на пирушку! Внучка моего… Мала… птенца
несмышлёного… в мешок посадили да под палубу корабельную… чтобы я к тебе,
князь, дороги не забыл! Пропадёт ведь, замучают ни за что! Умереть бы мне да
сырой землёй прикрыться.
Дед заплакал.
Князь не стал утешать его, не пообещал вызволить внука.
Молча натянул на плечи поданную отроком рубаху. А потом вложил пальцы в рот и
свистнул так, что у деда заверещало в ушах. Свистеть князя учила мурома, лесные
соловьи. Из темноты откликнулись кони, послышался шорох бегущих ног. Князь
вернулся к двери кузницы и приказал первому же воину – безусому парню,
вынырнувшему в промоине рыжего света:
– Бересты принеси.
Парень исчез, чтобы вскоре вернуться с гибким, нежно-розовым
лоскутом. Жёсткой ладонью князь расправил его на дверной доске и быстро зачертил
концом ножа. И свернул письмо трубкой, передал отроку:
– Отцу свезёшь. Радимовых встретишь кого, предупредишь:
урмане пожаловали, на трёх кораблях. Поспешай!
Воин спрятал бересту и убежал ловить своего гнедого. Князь
остался стоять в дверях, в отсветах метавшегося огня. Большое ковадло тревожным
билом ухало у него за спиной.
Дружина звенела стременами, садясь на коней.
24
Они стояли на высоченном прибрежном откосе, как статуи из
чёрной бронзы, вкованные в золотую полуденную лазурь.
Гардские всадники.
Халльгрим заметил их издалека. Следовало ждать этой встречи,
но он никак не думал, что они появятся так скоро. Его драккар одиноко и
медленно двигался по реке: Эрлинга только что постигла очередная неудача, его
корабль, к стыду и отчаянию Сигурда кормщика, застрял на мели. Хельги остался
помогать брату стаскивать лодью, а старший Виглафссон понемногу тронулся
дальше.
