На палубе красного корабля началась битва. И жестокая битва!
У Вигдис была воистину славная дружина, и в другое время мало кто смог бы
устоять против таких молодцов, но тут уж сила ломила силу. Викингов было почти
по двое на каждого. А братья Виглафссоны рубились впереди своих людей, – и
тот закрывал глаза навеки, кого судьба ставила с этими великанами лицом к лицу!
Половина хирдманнов Вигдис погибла почти сразу же, едва
успев схватиться за мечи. А оставшихся было слишком мало для достойного спора.
И довольно скоро стук мечей над палубой начал стихать. Кое-где, особенно на
носу, ещё оборонялись четверо-пятеро бойцов… но и это тянулось недолго.
Тогда Халльгрим хёвдинг сдёрнул с головы шлем – наглазники,
исковерканные метким ударом, не давали оглядеться. Хриплый голос прозвучал ещё
более хрипло, чем всегда:
– Где Вигдис?
– Я вроде видел её на носу, – сказал Бьёрн
Олавссон. – На ней ещё панцирь был. Такой серебристый…
А Хельги проворчал:
– Да здесь она где-нибудь, если только не выскочила за
борт, как её отец.
Халльгрим свирепо обернулся к нему… И кто-то из умиравших на
палубе пустил в него нож. Нож попал в голову: хёвдинг вздрогнул от неожиданного
удара. Пошатнулся, схватился руками за лицо.
Тяжёлый нож упал на палубу, и многие его узнали.
Видга сын хёвдинга уже мчался на нос захваченного драккара,
туда, откуда этот нож прилетел! И не зря учил его отец бегать по палубе в самый
шторм. Видга единым духом пролетел полкорабля – по палубе, скользкой от крови,
перескакивая через скамьи и тела.
Вигдис лежала возле самого форштевня… Её левая рука была
пригвождена к борту двумя стрелами, ноги придавило тяжёлое тело воина,
последним защищавшего свою дроттнинг. Этот воин был Эйнар. На нём не оставалось
живого места, но он был ещё жив и приподнялся навстречу Видге – остановить. Но
куда там! Сын Халльгрима видел, как повалился отец, и Эйнар не совладал бы с
ним и здоровый. Видга отшвырнул его с дороги с силой, какая редко встречается в
шестнадцатилетних. И молча бросился к Вигдис.
Та нашла в себе силы засмеяться ему в лицо:
– Я убила его… и теперь мне всё равно, что со мной
будет!
Видга молча вцепился ей в горло… С треском переломились обе
стрелы, сидевшие у неё в плече. Вигдис умирала не сопротивляясь, и уже недалека
была от неё смерть, когда чья-то железная рука оторвала от неё Видгу и так
отшвырнула прочь, что внук Ворона ударился о доски затылком и мачта закачалась
перед глазами! Видга вскочил с яростным криком… и застыл на месте.
Его отец, Халльгрим хёвдинг, стоял на коленях рядом с
полузадушенной Вигдис. По лицу Халльгрима бежала струйка крови: нож
располосовал ему висок. Но это была не та рана, на которую стоит обращать
внимание. Вот он разрезал на Вигдис её чешуйчатый панцирь, принялся растирать
ей шею… а потом поднял девушку на руки и понёс, не замечая приросшего к палубе
сына.
Вигдис застонала и открыла глаза. На её шее уже проступали
страшные пятна, оставленные пальцами Видги.
– Зачем… ты… ему не дал…
– А затем, – усмехнулся Халльгрим, – что
теперь-то ты никуда больше от меня не сбежишь.
Пощады в бою не просили и не давали, и пленных было не так
много: человек десять или двенадцать, все израненные – ни один из них не
пожелал сдаться, пока руки держали меч… Всех их согнали и стащили в одно место
захваченного корабля, и Бьёрн Олавссон спросил подошедшего Хельги, как
следовало поступить с ними дальше.
Средний сын Ворона думал недолго:
– С этими? Сруби им головы, да и в воду.
Кормщик нахмурился… Одно дело – в бою, Бьёрн сам только что
рубил налево и направо, но когда враг беспомощен и связан, что в этом за
радость?
Навстречу Бьёрну поднялся крепкий коренастый парень,
единственный, кого пришлось скрутить. Он лишился глаза в бою, всё лицо было в
крови. Он сказал Бьёрну:
– Станешь рубить, волосы не перепачкай!
Волосы у него, правду сказать, были красивые – длинные,
густые, пепельного цвета. Бьёрн перехватил меч поудобнее:
– Я голову тебе снимать пришёл, а ты о волосах. А ну
становись к борту, и хватит болтать!
– Погоди, – проговорил голос за его спиной, и
Эрлинг Приёмыш взял Бьёрна за плечо. Хельги, как раз перебиравшийся на свой
драккар, остановился, а потом вернулся и подошёл.
– Я тебе сказал – руби! – напомнил он
Бьёрну. – Делай, как я велел!
– Срубить голову недолго, – сказал Эрлинг. –
Однако обратно уже не приставишь. Погоди, Бьёрн.
Олавссон плюнул в сердцах и сунул меч в ножны.
– Договоритесь сперва между собой, а потом уж
приказывайте мне! – сказал он двоим вождям. – Что-то мне не улыбается
обозлить одного из вас, угождая другому!
И поссориться бы братьям, не вмешайся Халльгрим хёвдинг.
– Что тут ещё? – спросил старший Виглафссон, и
Хельги сразу понял, что по его не получится: Халльгрим улыбался.
– Ты кто, такой толстошеий? – обратился хёвдинг к
одноглазому. – Как тебя звать?
Тот ответил, что Бёдваром. Халльгрим потянул себя за усы:
– А не Медвежонок ли твоё прозвище, приятель?
Раненый хмыкнул:
– Не было у меня такого прозвища. Прозвали бы, пожалуй,
Одноглазым или Кривым, да ведь не судьба!
– Не отказался бы я, чтобы в моем хирде было побольше
парней вроде тебя, – сказал Халльгрим. – А вот что бы ты сделал, если
бы я, Виглафссон, прозвал тебя Кривым и в придачу дал жизнь?
Бёдвар облизнул пересохшие губы: при всём его мужестве такое
предложение застало его врасплох. Он повернулся к своим… и многие ему кивнули,
а Эйнар ответил за всех:
– Живи, друг… будет кому защитить нашу дроттнинг, если
её вздумают здесь обижать.
Сам Эйнар беспомощно висел на плечах двоих своих товарищей.
В бою ему досталось хуже других, собственные ноги его не держали. Бёдвар
ответил Халльгриму так:
– Пожалуй, я и соглашусь принять от тебя жизнь, раз уж
ты так хочешь мне её подарить. Но только если и они тоже её получат!
Халльгрим расхохотался:
– Такого, как ты, и в ступе пестом не утолчёшь. Если вы
все тут и мне будете служить так же, как служили… моей Вигдис!
Он сам освободил Бёдвару руки:
– Кто может, полезайте на мой корабль и скажите, чтобы
вас перевязали, а кому совсем плохо, лежите здесь.
И обратился к Хельги:
– А ты, брат, отправляйся-ка поискать те лодки. Они, я
думаю, и сейчас там же. Найдёшь?
Хельги зло огрызнулся:
– Я, конечно, не такой мореход, как наш Эрлинг, но,
думается мне, тоже немножко умею ходить в море! И в том числе во время тумана!
