Хельги перевернулся на живот и положил подбородок на сжатый
кулак.
– У тебя, херсира, был хозяин!
Торгейр продолжал:
– Потом мой хозяин купил себе молодую жену. Но сам он
был уже дряхл и вскоре умер, и она досталась в наследство его старшему сыну,
потому что не была ему матерью. Так уж у них принято. Старика понесли на
костёр. И с ним двоих моих парней… Пруссы молились у священного камня и
устраивали скачки на лошадях, деля имущество. И жрец-вайделот указывал в небо
факелом и говорил, что умерший едет на огненном коне… А мои ребята мне крикнули
– удачи тебе, Торгейр херсир!
Он помолчал немного.
– Они были храбры… И я всё это время рассказывал о них
себе самому, потому что больше было некому. Я сам с собой разговаривал на нашем
языке, я боялся, что позабуду его…
Хельги сказал:
– Если бы ты заговорил немножко пораньше, я не
поленился бы разыскать того вайделота. А что было потом?
Сын Гудмунда невесело скривил губы:
– Что дальше… Одни меня продавали, другие покупали. Я
стоял на торгу в Ратисбоне, и хозяин платил за меня пошлину, как за вьючную
лошадь, – одну сайгу. И мой корабль снился мне по ночам. А потом я попал
на запад, к саксам. Саксы, я слышал, когда-то верили в наших Богов, но теперь
там от тех времен мало что осталось. Они теперь всё христиане и на шеях носят
кресты. И мне, как ты видел, тоже подарили свой крест, и такой, что навряд ли я
когда-нибудь его потеряю. Я убежал, меня поймали и наказали мою руку, которой я
кого-то там ранил… А через некоторое время мой владелец решил поехать в Бирку
на торг, и ему показалось, что я могу быть полезен. Он привёз меня в Хамбург.
Это такой город, и оттуда рукой подать до нашего моря, и мне хотелось отгрызть
свою ногу вместе с цепью и удрать ещё раз, хоть вплавь… Я заболел, и меня едва
не выбросили на улицу умирать. А на корабле мне пришлось петь вместе с монахами
и молиться, когда молились они. Так что если захочешь узнать молитвы Белого
Бога, я могу рассказать их тебе, Виглафссон. Мы шли теми же местами, где я
ходил на своём корабле, и берег был в тумане, но на нём белели кости моих
людей… А когда монахи засуетились, я подумал, что это венды, и решил, что
незачем ещё раз даваться живым…
Торгейр закусил губы. Хельги сказал ему:
– Я смотрю, недаром у тебя полголовы седых волос. А
ведь мы родились в одно лето.
– А потом я услышал на палубе ваши голоса и то, как
тебя называли хёвдингом. Я узнал корабль…
Хельги сказал:
– Ты будешь ходить на этом корабле, пока не добудешь
для себя другого.
14
Великое море Нево широко лежало под светлым полуночным
небом… Море и небо были одинаково гладкими и розовыми, как перламутр. Только у
горизонта проступала какая-то тёмная полоска, и Сигурд кормщик всё косился на
эту полоску, потому что ему казалось, будто она росла.
После битвы с ижорами Халльгрим хёвдинг велел держаться
подальше от берегов… Не высаживались даже на ночь, но это никого не тяготило –
погода стояла ласковая. Можно было идти вперёд от зари и до зари.
Вёсла кнарра падали не спеша, чтобы зря не тревожить спавших
в трюме и под скамьями; только изредка под палубой принимались плакать малыши,
и матери быстро их успокаивали. Иногда Сигурд слышал голос своей смуглянки Унн,
напевавшей что-то сынишке, и тогда ему хотелось улыбнуться.
Гребцы трудились слаженно и в охотку, и делать ему было
почти нечего.
Сигурд думал… О том, что дома, в Халогаланде, в эту пору
года было много, много светлее. Если бы не горы, солнце знай ходило бы по небу
кругами, светя в полночь, как в полдень… Очень далеко был теперь этот дом, их
Морской дом. Два с половиной месяца пути, а сколько ещё впереди? А едва в
десятке шагов на палубе кнарра чуть слышно постанывал во сне раненый брат. И от
этого мысли Сигурда были совсем не веселы.
Он всё пытался представить себе, как они войдут в гавань
Стейннборга. И встретятся там с Торлейвом конунгом. Сигурд никак не мог
привыкнуть к тому, что Торлейв конунг не ходил в море на корабле, а всё больше
ездил на лошади. И, по слухам, даже сражался не слезая с седла… Сигурду упорно
виделся могучий викинг вроде Халльгрима хёвдинга. И на таком же, как у
Виглафссона, длинном драккаре. Он отчалит от берега, чтобы их встретить. И
спросит, держа руку на рукояти: с чем пожаловали? С миром или с немирьем? Они
покажут белый щит и ответят, что с ними Ас-стейнн-ки. И останутся у него жить,
и скоро станут своими и в походах Торлейва конунга, и на пирах в его дружинном
доме. И мёртвые станут уходить в курганы, насыпанные на земле Гардарики…
Однако следить за тёмной полосой Сигурд не забывал.
Что же это было? В конце концов он даже поднялся на ноги,
желая разглядеть получше. Рябь? Сигурд покосился на два драккара, шедшие рядом,
и увидел там Бьёрна и отца. Двое кормщиков, как и он сам, посматривали на
север.
Спустя некоторое время полоса подошла совсем близко:
сплошной стеной молока с озера надвигался туман…
– Эгей! – негромко, чтобы не разбудить спавших,
окликнул Олав Можжевельник. – Переговариваться будем, поняли?
Молоко залило нос кнарра, чуть отступило, нахлынуло снова… И
Сигурд перестал ясно видеть даже собственные ноги.
– Эгей! – позвал он. С драккаров немедленно
отозвались дружеские голоса.
Стараясь держать весло ровно, Сигурд закутался в плащ и принялся
следить, как на ворсинках сукна появлялись и пропадали капельки влаги. Корабли
не столкнутся, не спутаются вёслами: не в первый раз… Кормщики сумеют править
по голосам.
Потом кнарр начал раскачиваться. Длинные, очень пологие
волны чуть приподнимали его и опускали. Они тоже шли с севера, – где-то
там, видно, штормило, но сюда докатывалась лишь мёртвая зыбь.
Сигурду вдруг показалось, что всё море Нево, как живое,
шевелится под ним, беспокойно ворочаясь в своём каменном ложе.
– Эгей! – полетело в туман.
Совсем рядом во мгле наметилось какое-то движение, белые
пряди тумана раздвинулись, появился Эрлинг.
– Что случилось? – зевая, спросил меньшой
Виглафссон. Сигурд ответил не сразу – он прислушивался. И только когда
прозвучали ответные оклики, проговорил виновато:
– Ты спал бы… Просто туман.
– Вижу, что туман, – сказал Эрлинг. – Ты так
до утра горло себе надорвёшь.
Сигурд спросил его:
– Я тебя разбудил?
Приёмыш мотнул головой.
– Не нравится мне всё это, – сказал он
погодя. – А ну, покричи-ка ещё разок.
Сигурд крикнул, думая о том, что теперь, наверное, не спал
уже весь кнарр. Эрлинг откинул голову, сузив глаза и прислушиваясь… Потом
посмотрел на Сигурда – с тревогой.
