Потому что берег внезапно ожил. Множество коротких вёсел
вспенило серую воду! Десятки лодок одновременно сорвались с места. Ижоры умели
и выбрать место для засады, и напасть!
– Вёсла на воду, – стискивая ладонью руль,
скомандовал Бьёрн. На вёслах всегда сподручнее в бою.
– Махни-ка Сигурду, – велел ему Хельги. –
Пускай проходит слева… А то Эрлинг не додумается ещё.
Пузатая лодья догнала их и пошла с левого борта…
– А теперь вперёд, – сказал Хельги. – И не
обгонять.
Люди Эрлинга старались вовсю, и неповоротливый кнарр
ухитрялся идти почти вровень с драккаром. С лодок, летевших навстречу,
послышались яростные крики. Кнарр был для них самым лакомым куском. Вот его-то
отбить бы от двух других, загнать на непроходимое мелководье. Очистить от
людей, да и распотрошить!
Но длинный боевой корабль закрывал кнарр собой. Шагать к
добыче придётся по трупам Хельги и его молодцов, втридорога платя за каждый
отвоёванный шаг! Не велика ли цена?..
Хельги очень хорошо видел скуластые, обветренные лица ижор.
Воинственно блестевшие глаза и рты, раскрытые в крике. Удивительно ли, что даже
рыжей ведьме не удалось с ними совладать! Вся поверхность реки так и кишела
узкими, стремительно мчавшимися лодками. Воины Хельги молча сидели по своим
местам, готовились к встрече.
Но не суждено им было в тот день рубиться в рукопашном бою. Над
лодками прокричал рог – и мелькающие вёсла живо развернули их, бросили мимо,
погнали вниз по течению. Туда, где, отстав от товарищей, спорил с рекой чёрный
корабль…
Звениславка высунулась из-под палубы кнарра и поглядела
назад, и у неё ослабли колени. Халльгрима не было видно, а его люди бестолково
метались по палубе. Драккар неуклюже шевелил несколькими парами вёсел,
остальные безжизненно торчали в разные стороны… И в довершение всех бед
полосатый парус, столько лет пугавший врагов, внезапно обмяк, сполз вместе с
реей до середины мачты и там застрял, перекосившись и хлопая на ветру.
Бьёрн кормщик невозмутимо продолжал править вверх по реке.
Звениславка пробралась к Улебу, которому за его силу
доверили весло. Улеб орудовал им без особенной охоты.
– Смотри, что делают, – сказал он своей хозяйке,
когда та ухватила его за плечо. – И то добро, что не наши словене… А то
встать бы да веслом их, урман твоих.
Звениславка так ничего и не поняла:
– Да что ж это, Улебушко… ведь они от нас их уводят, а
самих… разорвут!
– Предупредил бы я ижор, – сказал Улеб. – Да
не докричусь ведь!
…И, видно, достаточно северных гостей повидал на веку
ладожанин: как в воду глядел. Ожил чёрный корабль! Дружно и могуче взвились его
вёсла и врубились в холодные волны. Тяжёлый корабль прыгнул вперёд. Викинги
сидели по двое на весло, и каждый был гребцом, каких ещё поискать.
Ижоры поняли опасность, когда уже поздно было что-то
предпринимать… Победные крики, раздававшиеся над рекой, сменились рёвом
ненависти и страха. Лодки, шедшие первыми, попытались увернуться, обтечь
драккар… Не успеть!
Рука старого Олава не дрогнула на правиле. Чёрный корабль
врезался прямо в скопище лодок, и разгон был что надо. Скалился на носу
разъярённый дракон. Тридцать два весла взлетали и обрушивались, как тридцать
два боевых топора. Каждое было семи шагов в длину и вытесано из халогаландской
сосны, выросшей на лютых ветрах. За каждое весло держалось сразу четыре руки.
Вёсла с треском крушили всё, что под них попадало: борта однодревок, непрочные
самодельные шлемы и хрупкие человеческие кости.
Вой, хруст, вопли повисли над рекой… За кормой драккара вода
окрашивалась кровью…
Те, кому повезло больше, натягивали луки, осыпая корабль
тучами стрел. Может быть, кого-то они и ранили, но видимого ущерба нанести не
могли. Драккар двигался вперёд и хода не сбавлял. За ним оставалась широкая
полоса взбитой в пену воды, где на поверхности плавали только деревянные
обломки челнов.
Теперь никто уже не помышлял о добыче: выйти бы на берег! И
только несколько лодок сделали последнюю попытку напасть. На одной из них ярко
алел в сгущавшихся сумерках плащ кунингаса. Эти лодки повернули вверх по
течению, отчаянным усилием обогнали драккар и загородили дорогу.
Но страшный корабль точно в насмешку отвернул в сторону,
минуя их… Красный плащ сорванным, но всё же знакомым голосом кричал что-то
вдогон, размахивая бесполезным мечом… Драккар уходил, и не было сил настичь его
ещё раз.
Халльгрим и Видна вместе сидели на третьем весле правого
борта и гребли. Оба хмуро молчали… Стало быть, вот как она встречала их –
Гардарики. Отхватить бы тот язык, что повернётся объявить всё это доброй
приметой!
13
Хельги Виглафссон и Торгейр Левша лежали рядом на палубе
пёстрого корабля.
– Я ещё не рассказывал тебе о Стране пруссов, что на
берегу Восточного моря, – сказал Торгейр. – Это ведь туда был мой
последний поход.
Хельги повернулся к нему под одеялом:
– Я смотрю, ты, Торгейр херсир, умнее самого Локи и
вдобавок умеешь молчать. Потому что навряд ли теперь я поверну свой корабль…
Торгейр кивнул и с натугой отвёл больную руку за голову.
– Это был конец лета, и ночи уже сделались тёмными… Мы
пришли в селение и увидели, что все жители собрались в большом доме на пир.
Поэтому никто не слыхал, как мы входили во двор и выходили обратно.
– Плохо ты поступил, – проворчал Хельги. – Я
не стал бы так делать, потому что я воин, а не вор!
Торгейр кивнул снова.
– Ты прав. И я всё думал потом, не из-за этого ли не
стало нам удачи. Тогда один из моих людей на полпути к кораблю сказал так же,
как ты сейчас. Его слова показались мне справедливыми, и мы вернулись. Я
приказал трубить в рог, чтобы предупредить пировавших… Тогда они вышли из дома,
и мы сразились…
Торгейр замолчал. Хельги продолжил за него:
– Одних из вас перебили, а другие попали в плен и стали
рабами, так? Это там тебе изувечили руку?
Торгейр медленно покачал головой:
– Нет… для чего калечить раба? Те, к которым я попал,
жили совсем небогато. На таких нападают ради славы, а не для добычи.
Они даже не всех детей, которые рождались, оставляли в
живых, потому что не всех могли прокормить.
– Как у нас! – сказал Хельги. – Только у нас
никто не считает, что это хорошо.
Торгейр усмехнулся:
– А ты думаешь, там не любят детей? Однако там ходят в
море разбойничать по большей части оттого, что есть надо, а земля не родит. У
моего хозяина было шестеро сыновей и всего одна дочь. Были ещё, но тех он велел
вынести. Поэтому там мало женщин, и говорят, что раньше у некоторых было по
нескольку мужей.