Потому что у врагов твоего отца тоже вырастут сыновья…
Сигурд принёс свой меч, показал его малышу. Раскрыл
крохотную ладошку и прижал её к рукояти:
– Рад бы оставить тебе имущество, да у самого ничего
нет. Только этот острый меч: что добудешь им себе, то и твоё…
Подошедший Халльгрим наблюдал за ним с одобрением.
– Я надеюсь, – сказал он, – к этому мальчику
придут добрые норны. Хорошенько угости духов рода, Сигурд, и если они дадут ему
удачу деда, это будет совсем не плохой дар!
Тут Унн пробормотала несколько слов на своём языке, который
понимала одна Звениславка.
– Что она сказала? – спросил её Виглафссон.
– Она призывает на тебя милость своего бога.
– Какого бога?…
– Она называет его – Аллах…
И будет у сына Унн сразу два имени: Олав и ещё одно, то, что
даст ему смуглолицая мать. И станет он на оба откликаться одинаково охотно. Так
всегда бывает, если мать и отец народились от разных народов и верят в разных
богов.
А перед самым рассветом во двор явились сторожа. Те, что
стояли возле устья фиорда, – предупредить о кораблях конунга, если враги
вдруг решат подойти в темноте.
Сторожа привели с собой человека, пытавшегося пробраться к
Сэхейму на лодке. Парня узнали: это был рыбак с одного острова в шхерах,
лежавших на юге, между землями Гудмунда и Торсфиордом. Года два назад он угодил
в шторм во время лова трески – и плохо бы ему пришлось, если бы не Эрлинг на
своём кнарре…
– Это хорошо, что я не опоздал! – сказал рыбак,
когда Халльгрим вышел вместе с братьями к нему во двор. – Я ведь приехал
сюда потому, что вы убили Рунольва. А то он сильно нам досаждал. Вот мы и
подумали, что неплохо оно было бы вас предупредить, ведь Харальд конунг идет в
здешние места, и мы уже видели его корабли. Другое дело, люди конунга не знают
шхер и оттого не могут идти по ночам. А мы не очень-то спешим их проводить…
Халльгрим снял с плеча застёжку и протянул её рыбаку. Он
сказал:
– Я собирался сегодня отплыть и без твоего
предупреждения!
Обернулся к людям, понемногу выходившим из дома, и крикнул,
стискивая кулаки, и на той стороне бухты в утёсах отозвалось эхо:
– Грузить корабли!
Халльгрим Виглафссон дал свободу всем своим рабам. И тем,
кого намеревался взять с собой в плавание, и тем, кто оставался хозяйничать в
покинутом доме. Вольноотпущенники помогали таскать на корабли оружие и одеяла,
и дом на глазах приобретал нежилой вид.
– Был Фиорд Тора, теперь станет Трэлле – Фиорд
Рабов! – сказал Хельги. И усмехнулся углом рта. Навряд ли устоял бы
Харальд конунг, случись ему сойтись с Хельги один на один. Хотя и он, как
рассказывали, был добрым бойцом…
Отплывавшие поднимались на палубы кораблей… И неохотно же
поднимались! Каждого словно бы тащил обратно крепкий канат.
Навсегда!
И уже не будет больше ни этих серых камней, ни далёкого
водопада, поющего на тысячу голосов, ни гор под снежными шлемами, ни солнца,
встающего из-за гор…
Навсегда!
И они молчали. Так молчали, что даже у Звениславки,
глядевшей на них, плакала душа.
И вот наконец корабли приняли всех. И кормщики грели
ладонями рукояти правил. Олав – на чёрном корабле. Бьёрн Олавссон – на пёстром.
На корме кнарра плечо в плечо стояли Гуннар и Сигурд.
Только сыновья Ворона, трое, оставались на берегу. Не всё
было совершено, что следовало совершить.
Халльгрим повёл братьев к дружинному дому… Никто из бывших
рабов ещё не посмел войти туда как хозяин; холодная зола лежала в погасшем
очаге, и непривычно гулко звучали голоса и шаги между пустых, оголённых стен…
А ведь эти стены помнили и Виглафа, и Фрейдис – совсем
молодых. И их, Виглафссонов. Хранили в себе их голоса… их первые крики. Слова
ненависти и любви. Под этими насквозь прокопчёнными стропилами Виглаф Ворон
протягивал новорожденным сыновьям свой боевой меч, обещая оставить его в
наследство. И всё это видел и слышал огонь в очаге, и стены, и крыша, и
потемневшие от древности деревянные боги, охранявшие хозяйское место… Богов
увёз из Вестфольда ещё отец Виглафа Хравна. А сам Виглаф утвердил их здесь
после долгих скитаний. И пообещал Богам, что навсегда.
Навсегда!
И мерещилась братьям на деревянных ликах безгласная
укоризна.
– Простите, хранители предки, за то, что
тревожу, – проговорил Халльгрим негромко. – Ты, прадед Видга,
дарующий мужество мужам… И ты, Альвгерд прабабка, помогающая женщинам рожать
мужей. Пока живы мы, стоящие перед вами, жив род. Ваш род, и не видать вам
бесчестья. Я ещё построю для вас дом!
Деревянные божества не ответили. Только слышалось за спиной
дыхание братьев…
Они подняли вросшие в землю резные столбы, и дом умер.
И перестал быть их домом.
Пустой, холодный дом с погасшим очагом и тишиной,
затаившейся в углах…
Вечером здесь поселятся другие люди, и начнётся совсем
другая жизнь. То, что было раньше, уже не вернётся.
Никогда!
– Пускай последует за ними удача предков, – сказал
Халльгрим совсем тихо. И двинулся наружу. Он не оглядывался. Зачем?
Братья вышли, по очереди ударив правой ногой о порог.
Там, во дворе, взрывал землю копытами большой рыжий бык,
приготовленный в жертву. А над фиордом вились и кричали чайки. Говорят, есть
люди, умеющие по птичьему крику предсказывать судьбы. Не нужно было большого
умения, чтобы распознать предвещание дальней дороги…
– Давайте положим Богов ко мне, – сказал
Эрлинг. – На кнарр. Там большой трюм…
– Нет! – отрезал Халльгрим. – Их место – на
боевых кораблях! А не в трюмах с женщинами!
Крепко привязанный бык злобно ревел, мотая курчавой головой.
Халльгрим подошёл к нему и вытащил из ножен меч.
– Велика удача конунга! – сказал он, и одноглазый
Один у себя в Вальхалле слышал каждое его слово. Ибо даже Боги внимательно
слушают, когда говорят вожди. – Велика удача конунга, и не мне её
переломить. Но и моя удача не до конца меня оставила. А если она сама так
решила, я заставлю её передумать! – И кивнул вольноотпущенникам, стоявшим
наготове: – Режь верёвки!
Почуявший свободу зверь ринулся на него, склоняя рога. У
Халльгрима хватило бы силы схватить эти рога и опрокинуть быка, но нынче не
время было для забавы. Он занёс меч и ударил. Летел бы на него всадник – оба
умерли бы, и всадник, и конь. Бык рухнул. Окровавленная морда уткнулась
Халльгриму в сапоги. Халльгрим не двинулся с места.
Люди на кораблях начали тихо переговариваться, убирая с
берега сходни. Халльгрим подошёл к воде, и с чёрного корабля ему протянули
весло. Он вступил на него и перебрался через борт. Прошёл на корму, и Олав
передал ему рулевое весло. И Халльгрим скомандовал, держа в руке дымящийся меч:
