Хмурой дочери Локи дана была власть во всех девяти мирах;
называли её бессердечной и беспощадной, и было за что. Зорко стерегла она тех,
кто к ней попадал. Но даже её тронуло великое горе Вселенной. Первый и
последний раз шевельнулось в холодной душе какое-то подобие чувства:
– Выкупа мне не нужно, у меня мосты золотом вымощены…
Вот что! Если Бальдр в самом деле так всеми любим, пусть каждое существо о нём
плачет, а я погляжу. Может, и отпущу их с Наиной обоих. А теперь поезжай, да не
медли в дороге.
Бальдр, Нанна и Хёд проводили Хермода со двора.
– Возьми кольцо Драупнир, – сказал Бальдр. –
Пусть отец хранит его для меня… или в память обо мне. Смотри, оно побывало в
огне и стало волшебным: всякую девятую ночь порождает восемь подобных себе…
Золотое кольцо легло Хермоду на ладонь, и сын Одина
вздрогнул: снятое с живой руки, оно было бы тёплым. А тут шёл от него такой
мертвенный холод, что сделалось жутко.
– Возьми мой платок, передай матушке Фригг, –
попросила Хермода Нанна. – И вот ещё колечко для Фуллы, верной служанки…
Её тонкие пальцы тоже были совсем ледяными, а прекрасные
глаза смотрели то ли сквозь Хермода, то ли чуть мимо. Для них, мёртвых, он был
такой же зыбкой тенью, как и они для него, живого. И вновь повеяло жутью, и
захотелось скорее домой, в Асгард, на залитый солнцем цветущий луг Идавёлль…
А Хёд ничего не сказал и не передал никаких даров, ведь его,
кроме Бальдра, никогда никто не любил. Он лишь улыбнулся Хермоду на прощание, и
тот понял, что дух его успокоился. Вскочил Хермод на восьминогого Слейпнира и
помчался по Мировому Древу наверх, не давая передышки ни себе, ни коню…
Выслушав приговор владычицы Хель, Асы тотчас разослали по
свету гонцов с наказом просить всех плакать по Бальдру и тем вернуть его к
жизни. И, верно, подобного плача не было во Вселенной со дня её сотворения и уж
не будет до самых сумерек мира: Люди и Звери, Великаны и Карлики, Земля и Деревья,
металлы и камни – всё проливало слёзы. С тех пор, говорят, у иных вещей и
повёлся обычай плакать, попав с мороза в тепло…
Но когда гонцы уже возвращались домой, а суровая Хель,
дивясь собственной радости, готовилась возвратить Бальдра живым – из одной
глубокой пещеры вместо плача послышался злорадный смешок. Гонцы поспешно вошли
в пещеру и увидели омерзительную Великаншу.
– Я зовусь Тёкк-Благодарность, и неспроста, –
кривляясь, ответила она на все их уговоры. – Не нужен мне Бальдр ни живым,
ни тем более мёртвым, не сыщется у меня для него ни слезинки!
И тогда далеко-далеко внизу, в девятом мире, владычица Хель
медленно, медленно покачала седой головой. Не бывать Бальдру с живыми, покуда
не пропоют красно-чёрные петухи и рог Гьяллархорн не позовёт Богов и Людей на
последнюю великую битву…
Сказывают ещё, будто Тор, вне себя от горя и гнева, с
поднятым молотом кинулся искать ту пещеру, в которой гонцы заметили ведьму. Но
пещера была, конечно, пуста. Лишь злобный хохот как будто ещё витал в ней,
отражаясь от каменных стен…
Наказание Локи
– Этот смех кажется мне похожим на смех коварного
Локи! – сказал Тор.
– Ужимки ведьмы были подобны ужимкам коварного
Локи, – сообразили гонцы.
– У служанки, что расспрашивала о клятвах, были глаза,
схожие с глазами коварного Локи, – запоздало вспомнила Фригг.
А Один молча воссел на престол Хлидскьяльв и принялся
обозревать все миры, отыскивая убийцу.
Между тем Локи скрылся в тёмных пещерах близ водопада
Франангр. И кто не видал того водопада, тому лучше вовек его не видать. С
глухим, страшным рёвом изливается он из каменной чаши и падает в море с
чудовищной высоты, дробясь о чёрные камни… Локи всё ещё надеялся уцелеть. По
ночам он отсиживался на самом дне подземелий, а днём принимал обличье лосося и
плавал в озере, у водопада. Уж туда-то, мнилось ему, ни один мститель не
сунется. Даже Тор.
Но Всеотец разглядел его с престола Хлидскьяльв, и Асы без
промедления отправились в путь. Так быстро они подоспели, что Локи едва успел
облечься серебряной чешуёй и нырнуть.
– Он в озере, – сказал Один. Тотчас принесли сеть,
и все Асы взяли её за один конец, а Тор – за другой. Локи проворно поплыл перед
сетью, а потом залёг на дне между двумя валунами, чтобы пропустить её над
собой. Но верёвки всё-таки дрогнули, зацепив плавник на спине, и поняли Асы:
прячется там, в бурной воде, что-то живое. Снова повели сеть, нагрузив её так,
чтобы шла по самому дну. И вновь Локи плыл перед сетью, а когда близок стал
страшный рёв водопада и течение было готово его подхватить – стремглав
перескочил сеть и ушёл в озеро невредимым.
– Встаньте кто-нибудь вместо меня, – сказал тогда
Тор. – Я пойду вброд посередине.
– Тебя унесёт, – предостерёг его кто-то. Тор
усмехнулся:
– Посмотрим.
Бешеное течение не сумело осилить Бога Грозы. И когда Локи-лосось,
не решаясь броситься в водопад, отчаянным прыжком взвился над сетью – Тор успел
его ухватить. Забилась сильная рыбина и стала было выскальзывать, но железные
пальцы Тора так стиснули хвост, что не только лососи – все рыбы с той поры
сделались плоскими и суживаются к хвосту…
Локи поспешно сбросил с себя чешую и горько заплакал,
униженно моля о пощаде. Но Боги ничего ему не ответили, лишь Фригг тихо
сказала:
– Раньше надо было плакать. Тогда, когда ты смеялся.
И Тор не разжимал стиснувших пальцев, пока Локи вели обратно
в пещеру. Асов не тронули даже слёзы несчастной Сигюн, пробовавшей заступиться
за мужа. Сигюн привела с собой сыновей, но Нари и Нарви, ненавидевшие друг
друга, даже тут не стерпели, затеяли жестокую драку. И тогда кто-то превратил
их в волков, а может быть, волчьи шкуры сами прыгнули им на плечи, потому что
это постине был день злых чудес. Говорят, сыновья Локи даже не заметили
превращения: разорвали друг друга клыками насмерть. Асы взяли волчьи кишки и
привязали ими Локи к трём плоским камням, поставленным на ребро посередине
пещеры. И путы тотчас обрели крепость железа – не вырвется Локи до самой гибели
мира, до Битвы Богов…
А Скади, не забывшая своего обещания поквитаться с ним за
сгоревшие перья отца, принесла злую змею и велела ей капать ядом Локи в лицо.
Потом Боги ушли, а верная Сигюн побежала за чашей и подставила её под ядовитые
капли. Так она и стоит там до сих пор, плача над мужем и сыновьями, не смея
прогнать змею и держа чашу в руках – единственное существо во всех девяти
мирах, которому дорог мерзостный Локи, которое любит его… Порой чаша
переполняется; тогда Сигюн бежит выбросить яд, Локи же воет, как дикий зверь,
осыпает Сигюн проклятиями и корчится в путах с такой силой, что содрогаются
гранитные горы, а Люди выскакивают из домов, спасаясь от землетрясения…
Предсказание
Сказывают, Боги однажды все вместе отправились в Нижний Мир
навестить Бальдра: Один на Слейпнире, Фрейр в колеснице, запряженной вепрем
Гуллинбурсти, Хеймдалль на коне Золотая Чёлка, Тор со своими козлами, Фрейя в
лёгкой повозке, влекомой пушистыми кошками. Невесёлой, прямо сказать, была их
поездка. А когда они возвращались назад, то приметили на краю Мглистых Пределов
чей-то могильный курган.
