Видга жил дармоедом. Лиловые пятна на лице не сумели
изуродовать его непоправимо, но обожжённые руки ни лопаты, ни меча не держали.
Только ложку, больше ничего.
Лют без него вспахал и засеял маленькое поле, а перед тем
задобрил Богов, срубив голову пёстрому петуху. Без Видги вскопали огород,
посеяв редьку, посадив лук и чеснок… Дед Вышко сноровисто налегал на лопату,
Смирёнка с Долгожданой опускали рассаду и семена, Мал со Скегги подносили воду.
Больше всех старалась, усердствовала Смирёнка…
Лют подсмеивался над Видгой:
– Смотри, матери-то девчонка твоя по сердцу. Поди, ещё
и отдавать не захочет.
Видга шуток не принимал и хмурился:
– Летом конунг снова пойдёт походом. Если меня не
убьют, я привезу достаточно серебра…
Он уже ездил на Воронке в Кременец. Лаской и терпением
смирял норовистого, кусачего зверя. И, как прежде, стоял на городской стене,
прислонив к плечу ясеневое копьё…
Как-то раз он сказал Люту:
– Я привёл в твой дом слишком много людей. Я выстрою
себе новое жильё. Если ты не против, оно будет недалеко от твоего, но только
поближе к реке…
Он уже и место присмотрел для этого дома. Он выстроит его
сам. Тогда все увидят, что он и это умеет не хуже других. Он насыплет и укрепит
тёплые земляные стены, вкопает по сторонам очага раздвоенные столбы и увенчает
их крышей. Он назовёт свой дом Домом Радости – Гладвин. А на крышу, как в
Торсфиорде, прибьёт гордые оленьи рога.
Может быть, тогда прежний северный дом перестанет сниться
ему по ночам.
А если ему повезёт в летнем походе, возле дома заведётся
скотина и один-два раба. Тех рабов никто не будет обижать, они раздумают
убегать и приживутся, и Смэрна будет посылать их за водой.
Но всего больше Видга мечтал о корабле.
Когда-нибудь у него будет дружина и настоящий длинный
драккар, но покамест следовало обзавестись хотя бы лодкой. Без лодки он
чувствовал себя всё равно что босым. Он всю зиму присматривал в лесу подходящие
деревья и разделывал их на доски. Орудовал одним топором: чтобы выходили
плотными и впитывали поменьше воды.
Он предполагал выстроить свою лодку и спустить её на воду,
как только кончится ледоход. Но пожар не пощадил этих надежд, и он бродил со
своими перевязанными руками и не знал, куда себя деть.
Они сидели со Смирёнкой на берегу реки. Ей было с ним хорошо
и спокойно и радовала всякая мелочь. И не надо бояться, что вот сейчас вытянут
по спине палкой и назовут невольницей. И не стоял за плечом жёлтолицый злющий
Щелкан…
А Видга смотрел на реку, почти закрыв рукой глаза. Когда
Смирёнка спросила его, почему он так смотрел, он ответил:
– Так не видно того берега и кажется, что там уже море.
Как-то зимой они с Лютом свалили на дрова стройное дерево и
забыли о нём. Настала весна… и срубленное дерево зацвело. Обгоняя собратьев,
оно торопилось дать семена. Дерево знало, что погибнет, потому что у него не
было больше корней.
10
Рубанком звалось острое плоское лезвие на двух изогнутых
ножках, плотно всаженных в деревянный чурбачок. Видга бережно выглаживал им
длинные упругие доски. Потом приспосабливал их к деревянному скелету, стоявшему
в сарае. И накрепко пришивал распаренными еловыми корнями. Такая лодка не
побоится волны. Даже морской.
Любопытно было всем! А особенно деду Вышке, великому умельцу
во всём, что касалось до дерева. За свою долгую жизнь он смастерил не одну
лодку и даже не десять. Но все были не таковы. Обычно дед Вышко выдалбливал их
из цельного ствола. А если не мог найти дерева достаточной толщины – выращивал
лодку прямо в лесу. Распирал клиньями живой ствол и заставлял его раздаваться
вширь…
Видга же сооружал что-то вроде насада: вырубил из бревна
хребтину-киль, из прочных кривуль – штевни для носа и кормы. Приладил
рёбра-шпангоуты и теперь обшивал… Смирёнка подавала ему пухлый, в три нитки,
шнур из коровьей шерсти. Видга пропитывал его горячей смолой и закладывал между
досок. А доски заходили одна за другую, как рыбья чешуя.
В сарае рос диковинный и красивый кораблик с поднятыми носом
и кормой. Длинный и стройный, настоящий маленький драккар. Точь-в-точь как та
прежняя лодка, что скучала без хозяина в Урманском конце…
Скегги трудился в сторонке над деревянным страшилом, которое
должно было украсить его нос. Юному скальду умения было не занимать. Уже
глядели свирепые очи, щерилась клыкастая пасть. Топорщился воинственный
гребень. А ещё Скегги выжжет на бортах и на вёслах могучие руны. И тогда не
будут страшны ни шторм, ни враги…
– А как назовёшь? – не отставал от Видги
неугомонный Мал.
– Дрэки, – отвечал перемазанный в смоле строитель.
– Это что?
Видга терпеливо объяснил. И мальчик помчался рассказывать
деду Вышке:
– Деда! Змей Горынич!
Как-то Люту пришлось съездить в город одному. Вернувшись, он
долго смотрел на упоённо работавшего Видгу. Потом подошёл, ведя коня, и
проговорил:
– Слыхал ли, Витенег? Князь отцу твоему со товарищи
домой поехать позволил.
…Четыре загнутых конца небес лежали на широких спинах
четырёх карликов: Аустри, Нордри, Вестри и Судри. Необъятен был между ними
населённый мир. Но, как видно, всюду творилось одно…
Во всякой стране, где бы она ни лежала – на западе, на севере,
на юге, на востоке, – рано или поздно рождался вождь, превосходивший всех
прочих не только жадностью, требовавшей владений и богатств, но и силой, чтобы
их взять…
С тех самых времён, когда Боги правили на земле и
странствовали среди людей, не переводились в Норэгр вожди. Эти хёвдинги никого
не боялись и ни на кого не смотрели снизу вверх. По роду и достатку одних
величали конунгами, других – ярлами, третьих – херсирами. Тот, кого сгонял с
земли удачливый сосед, садился на корабль и делал своим одалем море. И называл
себя хозяином Лебединой Дороги – сэконунгом! И ни в ком не видел себе ровни.
И было так много сот зим.
Пока в Вестфольде, на юге страны, не появился на свет
Харальд сын Хальвдана, из рода Инглингов. После его прозвали Косматым.
Должно, не зря гардские порядки с самого начала так
напомнили Халльгриму родину! Не зря столь знакомым показался и сам Торлейв
Мстицлейвссон, и хирдманны, следовавшие за вождём. И тот конунг-неприятель,
живший по соседству. Вот только вместо бескрайнего моря здесь простирались поля
и леса. И не корабли несли воинов на врага, а резвые кони…
И свой Харальд конунг сыскался в Стране городов. Пусть даже
он родился не здесь, а по ту сторону Восточного моря. Венды никогда не были
гардцам чужими. И этот конунг тоже поднял боевое знамя, собирая под него всех,
у кого хватало отчаянного мужества связать с ним свою судьбу. А пожелал он не
ограбить соседа, живущего за мысом. Не сходить набегом в другую, более обильную
страну. Думал вендский Хрёрек конунг великую думу: собрать воедино не город и
не два, целую страну…
